Глава десятая

Пехота без бравых песен

Анка скорчилась, зажав руками голову. Отшвырнув ее в сторону ногой, – не было времени на галантные уговоры – Мазур рванулся вперед, борясь с рывками, толчками и ежесекундными изменениями центра тяжести. Показалось, что его на миг перевернуло вверх ногами, а потом вернуло назад – очень может быть, и не показалось...

Уцепившись обеими руками под мышки, он вырвал невероятно тяжелое тело из кресла, с трудом различая, что творится вокруг, отпихнул куда-то вбок, насколько удалось, молодецким рывком высвободив застрявшую ногу, рухнул в кресло и ухватился за штурвал. Перед глазами крутились цветные полосы, то ли далекие, то ли уже совсем близкие, потроха рвались через горло, тяжесть давила на плечи, вжимая в сиденье.

Опять-таки на инстинктах, не пытаясь предпринимать что-то осмысленное, он потянул штурвал на себя. Что-то делал ногами, даже не долгом движимый, а инстинктом самосохранения, оравшим, что промедление смерти подобно, и хорошо, что случалось отрабатывать подобное на тренажерах, хоть и чертовски давно...

Он выровнял самолет, абсолютно не представляя, как ему это удалось, – но ведь выровнял! Падение прекратилось, машина перешла в горизонтальный полет, разноцветные полосы прекратили бешеный танец, остался один-единственный цвет – зеленый, несшийся чуть ли не под ногами.

Сообразив, что это, наоборот, самолет несется над самыми верхушками деревьев, Мазур уже гораздо увереннее начал потихонечку набирать высоту. Моторы тянули, в общем, удовлетворительно. Штурвал и педали слушались, так что самое страшное осталось позади...

Приходилось щуриться, наклонять голову, словно из-за дерева выглядывал – воздух лупил в лицо, выдавливая слезы, потрескавшееся стекло почти не давало возможности видеть нормально окружающее.

Сзади послышался Анкин ликующий вопль – звериный, из нутра идущий...

– Сядь где-нибудь! – рявкнул Мазур не оборачиваясь. – Держись покрепче!

Понемногу возвращалась ясность рассудка и профессионально четкое восприятие окружающей реальности. И Мазур наконец-то отыскал источник раздражения: никаких видений, никакой ошибки – справа на панели мигала красная лампочка, надрывался зуммер, тоненько, выворачивающим душу писком, стрелка, показывавшая расход горючего, стремительно п а д а л а влево, к красной черте и короткой надписи на французском, с которым Мазур был не особенно в ладах, – но все и так ясно. Бензин расходуется н е п р а в и л ь н о, явно вытекает из пробитого бака. Покойный лейтенант успел выпустить добрый десяток пуль (кроме пробоин в лобовом стекле, парочка жутких дыр зияет и на приборной панели), то ли бак пробило, то ли разнесло к чертовой матери что-то в системе...

Хоть он и был в авиации дуб дубом, в голову моментально пришла короткая мысль, как ни удивительно, не вызвавшая ни страха, ни паники, вообще никаких эмоций, – когда с самолетом происходит нечто подобное, он может загореться... Где огонь, там и взрыв, нет времени копаться в памяти и гадать, так ли это... Главное – пожар запросто может вспыхнуть. А до земли чуть меньше километра – впрочем, если высотомер откалиброван на мили, и того больше. Мили у французов выставлены или километры? Ну да километры. Однако хрен редьки не слаще...

Анка что-то возбужденно вопила за спиной. Не разбирая ни слова, вообще не вслушиваясь, Мазур сосредоточился на управлении. Если горючка еще пару минут будет убывать такими темпами, бак опустеет окончательно...

Перебой в левом моторе! Заработал опять... перебой в правом, снова заработал...

Самая пора переходить в пехоту, нисколечко не мешкая. Мазур старательно принюхивался, пытаясь учуять запах гари, но мешал лишь самую малость развеявшийся стойкий аромат пороховой гари. А вот бензином завоняло остро, резко, пронзительно...

Он вновь бросил взгляд на стрелку – скоро, совсем скоро упрется в белую черту... Снизился, вытянув шею, разглядывал зеленое море тайги.

Не такое уж это было море, прогалины попадались, и большие. Ничего, верст на пятьсот ближе к экватору джунгли стояли бы сплошным ковром, без малейшей прорехи...

– Держись! – рыкнул он, не найдя времени оглянуться.

Пропустил удобную прогалину – и сбросил скорость до минимально возможной, чтобы не привередничать и воспользоваться первой же возможностью.

Каковая и представилась. Не колеблясь, Мазур у р о н и л самолет ниже уровня зеленых раскосмаченных крон, п о й м а л расширенными ноздрями запах горелого пластика, невольно взвыв сквозь зубы, как от внезапной боли.

  53