112 
– Называйте хоть горшком, только в печь не сажайте, – попытался я пошутить.
– А каким образом вы проникли в мою квартиру?
– По воздуху.
– На ангела вы не похожи.
– Что правда, то правда. Поднялся по стене.
– Не может быть! Это невозможно.
– Очень даже может быть. Поверьте, я говорю честно.
– Вы альпинист?
– Не знаю. Я не знаю, кем был в прошлой жизни. Просто много тренировался… и кое-что умею…
– Скажи мне кто-нибудь об этом до встречи с вами, я бы ему рассмеялась прямо в лицо. Но сейчас приходится верить, иначе как объяснить ваше появление здесь: у меня дверь заперта на засов.
– Что так? Кого-то боитесь?
– По привычке. Я приехала сюда из России всего три года назад. Вот там действительно было страшно. Меня два раза грабили, пытались изнасиловать, обворовали квартиру… По вечерам я плакала, боялась ложиться спать при потушенных светильниках. Спасибо Амирхану Заретдиновичу… он устроил вызов, предоставил работу…
– Вы настолько ценный работник? – спросил я не без иронии.
– Нет, я с ним не спала, – резко ответила Анна Исидоровна, поняв мой прозрачный намек. – Он человек женатый. И порядочный. Просто я знаю пять языков, в том числе и греческий. Я кандидат экономических наук.
– Не слабо… – Я посмотрел на нее с невольным уважением. – Тогда вы и впрямь весьма ценный работник для компании "Интеравтоэкспорт". Только вот не пойму – вы что, живете одним днем?
– С чего вы это взяли? – округлила глаза от удивления Анна Исидоровна.
– Мне кажется, вы швыряетесь деньгами налево и направо. Я не думаю, что Сеитов вам платит десятки тысяч долларов.
– Вы за мной следили? – Она грозно сдвинула густые черные брови.
– Пришлось. – Я смущенно опустил голову.
– Ай-яй-яй… – сменила она гнев на милость и лукаво погрозила пальчиком. – Некрасиво.
– Да уж… – пробормотал я, чувствуя, как где-то внутри зажегся давно угасший огонь неистового желания; мне неожиданно стало страшно – что это со мной?
– Я так долго жила в нищете, что теперь просто не могу себе ни в чем отказать, – смущенно продолжала она. – К тому же у меня нет ни семьи, ни родителей, для кого нужно копить. Я одна, а потому живу как Бог на душу положит. А зарабатываю я, между прочим, очень даже прилично. Кстати, есть весьма заманчивые предложения и от греческих фирм.
– Но я другому отдана… – ответил я строкой стиха.
– Теперь я уже не знаю, что и думать, – сокрушенно покачала головой Анна Исидоровна.
– А я – тем более…
Я чувствовал, как в душу постепенно вползает отчаяние – пора ретироваться, но как действовать дальше?! Мало того – мне не хотелось уходить.
Бред! Я верил и не верил Анне Исидоровне, и мне она казалась человеком порядочным, но кто мог поручиться, что она не нарушит своих обязательств ничего не говорить Сеитову о моем посещении ее квартиры, когда я уйду?
В том, что она даст обещание молчать о встрече со мной, я не сомневался: женщины – народ впечатлительный, а моя история как раз из разряда тех, что крепко цепляет за потаенные струны человеческой психики, вызывая спонтанные порывы быть гораздо чище и честнее, нежели позволяют житейские обстоятельства.
Нет, я не буду вырывать из нее никаких обещаний! Будь что будет. Все равно я Сеитова достану, рано или поздно. Пусть для этого мне придется потратить остаток своей жизни, но я его достану! Есть иные способы и возможности…
– Простите… что так вышло… – Я поднялся.
– Вы уходите? – почему-то встревожилась Анна Исидоровна.
– Да.
– Уже поздно. Очень поздно… – В ее голосе вдруг послышалась мольба.
Очень поздно – это как понимать? Я почувствовал, что краснею.
– Я не боюсь темноты. И тех, кто в ней прячется, – предвосхитил я следующий ее довод.
– Если так… – Она сникла; а затем тихо спросила: – А вы не хотите еще кофе?
– Спасибо…
– Спасибо – да или спасибо – нет?
– Просто спасибо. Мне пора.
Я сунул свою шапку-маску в карман и пошел к входной двери – теперь я не боялся быть замеченным кем-нибудь из нежелательных соглядатаев. Анна Исидоровна поспешила вслед.
– Прощайте, и еще раз прошу прощения.
– Алексей… – Она положила свою ладонь мне на предплечье. – Я, наверное, дура, но прошу вас – останьтесь. Я очень прошу… Алеша…
В одно мгновение мой мир рухнул. Я его так тщательно возводил, муровал, отгораживался высокими стенами отчужденности от земных благ и радостей, что не заметил за громадьем каменных глыб крохотный зеленый росток одиночества, произрастающий на моих бастионах. Укрепившись, он в одночасье взломал и разрушил своими с виду хрупкими корнями мою, казалось, сверхпрочную скорлупу…
112 
