очень нудно 
45 
У Алеши подкатил к горлу комок. Невыносимо было видеть князя, такого сильного, энергичного, мужественного, в этой больничной палате, на пороге смерти. Особенно, когда на улице светило солнце и жизнь была до краев наполнена счастьем.
— Э-э, что это у вас капель из глаз, — попробовал улыбнуться штабс-ротмистр. — Хороните, что ли? Зря. Мы, Козловские, порода живучая… Предка моего Иван Грозный на кол посадил… Так князюшка день, ночь и еще полдня не желал Богу душу отдавать. Висел себе да государя-батюшку матерно лаял…
Алеша заморгал, стряхивая слезинки, и приказал себе: «Не раскисать!» Перед наркозом больной должен верить, что все будет хорошо.
— Так-то лучше. — Козловский облизнул лиловые губы. — Я с вами вот о чем хотел… Что сказать? Молодец. Спаситель отечества… Ладно, комплименты опускаю, сил нет. Я про другое… На что вам математика? Все равно будет война, не доучитесь. На фронт пойдете, жалко… У вас талант. Вам в контрразведку нужно… Чинов у нас, правда, не выслужишь. Наград тоже. Вам его превосходительство что сказал?
— «Отменная работа, господин Романов, — нагнув голову и набычившись, передразнил Алеша генерала. — Отрадно наблюдать в столь молодом человеке м-м-м столько самоотверженности и патриотизма. Благодарю от имени отечества. Далеко пойдете». Лобызать не лобызал, но руку тряс долго.
Козловский беззвучно рассмеялся — уже неплохо.
— А мне сказал: «Сами знаете, на нашей службе боевых орденов не дают, а на статский орден вы сами не согласитесь». Хитрит, бестия. Так и не доложил наверх о похищении плана… Побоялся, что голову оторвут… За плохую работу контрразведки… Наплевать. Главное, что немцам достался кукиш.
Это неромантическое слово было последним, что услышал Алеша из уст товарища.
В палату вошел профессор, санитары вкатили тележку. Какой-то господин в очках сразу закрыл князю лицо марлей, от которой сильно несло хлороформом.
И повезли Рюриковича на ристалище Жизни со Смертью.
— Вам, юноша, тут торчать незачем, — строго сказал профессор перед уходом. — Поверьте моему опыту, нервозность близких передается оперируемому. Что это вы тут всхлипываете? Подите в синематограф, выпейте вина, погуляйте с барышней. Если пациент вам дорог, источайте joie de vivre.[23] Это его поддержит лучше рыданий.
А у выхода из госпиталя Алеше вручили пакет от князя. Там лежал ключ от автомобиля и коротенькая записка:
«Мне нескоро понадобится. Катайтесь».
Вот Романов и послушался профессора, отправился источать радость жизни.
То самое место
— Вон оно, то самое место! — показал он на поле и на жавшуюся к опушке лачугу. — Там все и случилось.
Машину пришлось оставить на дороге. Шли по хрустящей под ногами стерне, взявшись за руки. Алеша по второму разу — что называется, со всей наглядностью — живописал величественные и страшные события позавчерашней ночи.
— …Пью вино, а сам думаю: вот сейчас вся жизнь пролетит перед мысленным взором, в одно мгновение. Так во всех романах пишут. А она не пролетает… Отупение какое-то нашло… Да, я про самое главное забыл! Когда колебался, какой из стаканов взять, чуть было не схватил правый. В котором был яд!
Симочка ахнула.
— Но вдруг, будто наяву, увидел тебя, твое лицо — и как ударило: «Бери левый!»
Студент не то чтобы врал, просто прибавлял и без того эффектной истории еще больше драматизма. Про букву «Л» и «Лешеньку» он, действительно, уже не помнил.
— Это моя любовь тебя спасла, — очень серьезно сказала девушка и побледнела — то ли от сопереживания рассказу, то ли испугалась вылетевшего слова, которым не шутят.
Последовали новые поцелуи. Гораздо более опасные, чем в автомобиле, потому что вокруг не было ни души, а рядом, в рискованной близости, благоухал стожок свежескошенной травы. Не расцепляя объятий влюбленные, словно в самозабвенном танце, сделали в том направлении шаг, другой, третий. Последние остатки благоразумия заставили Симочку прошептать:
— А куда делся этот немецкий капитан, потомок крестоносцев?
Алеша отстранился, помрачнел.
— Не знаю. Наши вчера тут все облазили, не нашли. Наверно, слуга его куда-нибудь унес и зарыл. Ты бы его видела, этого Тимо. Прямо как оруженосец при рыцаре.
С опаской поглядывая на стожок, чуть было не ставший роковым, преодолевшая минутную слабость Симочка развила маневр:
45 
