очень нудно 
58 
– Вот от твоей задницы я себе ломоть и отрежу. А теперь вставай!
– Не буду, – капризно сказала девушка и тут же подсунула руки под себя, поджала ноги.
– Сама не пойдет, – с видом знатока сообщил Григорий.
– С кровью, с кровью… – это были последние слова, сказанные Ритой этой ночью.
Илья нанес ей короткий удар кулаком в голову. Девушка потеряла сознание.
– Потащили.
Два кухонных полотенца братья пропустили ей под мышки и поволокли по полу. Они даже не оборачивались, чтобы поинтересоваться, как там Рита. Бесчувственную, ее затащили в оранжерею и, отвалив крышку люка, сволокли в подземелье. Там Кижеватову братья веревками привязали к толстой ржавой трубе и заспешили наверх.
До рассвета все следовало убрать и проветрить. Братья Вырезубовы умели делать любую работу – всякую мужскую и даже женскую. Никто в деревне лучше них не умел сделать опалубку, залить в нее бетон. Никто лучше них не мог обходиться сварочным аппаратом, и ни одна женщина в деревне не могла так чисто убрать дом – ни пылинки, ни соринки.
Делали это братья Вырезубовы не по-мужски, а по-женски обстоятельно. Надели тонкие резиновые перчатки, повязали фартуки. Собрали битое стекло, выбросили за забор. Огурцы складывали в небольшое пластиковое ведерко, туда же побросали укроп и вишневые листья. Все это Илья занес в дальний угол участка – туда, где была компостная яма. В хозяйстве ничего не пропадало зря.
Григорий тем временем помыл пол с хлоркой, четырежды сменив воду. Затем уже вместе братья вытерли насухо пол огромной тряпкой, которой можно было накрыть машину, прополоскали ее и повесили сушиться на алюминиевую проволоку, натянутую за оранжереей, у душевой кабины.
Небо уже светлело, но до восхода еще оставалось время. Илья похлопал себя по животу растопыренной пятерней.
– Жрать захотелось.
– Тес! – Григорий приложил палец к губам. – Кушать, а не жрать! Забыл? Мама тебя всю жизнь правильно и культурно говорить учила! Пойдем.
Братья направились в кухню. Уже остывшая кастрюля с рагу из человеческого мяса стояла на газовой плите. Братья Вырезубовы крупно порезали хлеб, взяли ложки и, став рядом с плитой, дружно принялись жрать, черпая съестное прямо из кастрюли. Они насыщались до тех пор, пока ложки не заскребли об эмалированное дно. Хлебом вымакали остатки, кастрюлю поставили в умывальник, залили водой. Затем, довольные жизнью и собой, сели на табуретки.
– От пуза нажрались.
– Наелись, – уточнил Григорий, ковыряясь остро отточенной спичкой между частыми зубами. – Вот мерзость! – проговорил он, вытаскивая изо рта черный волос. – Это не мой, не твой и не мамин, видишь, какой кучерявый? – Григорий демонстрировал короткий волос брату.
Тот, сытый, смотрел на волос абсолютно равнодушно и время от времени срыгивал, не забывая при этом прикрывать рот ладонью, как учила мама.
– Маме не говори, что волос в рагу нашел, а то расстроится.
– Да, она у нас чистюля. Как он сюда попал, не понимаю? Наверное, в воздухе носился…
– Ага, точно, в воздухе, сквозняком принесло. Полуобнявшись, братья пьяновато щурились, смотрели друг на друга.
– Спать пора. Ну, сучка, задала нам работу. Как подумаешь, что у нее СПИД может оказаться, так и аппетит пропадает.
– Я думаю.
Глава 9
Уже давно проснулись птицы. Солнце поднялось почти в самый зенит, свежий ветер раскачивал ветки, шевелил траву, начавшую наливаться рожь. Только свет, но не ветер могли проникнуть в оранжерею-розарий, где навстречу солнцу раскрывались все новые и новые бутоны роз. Лепестки были такими мясистыми и плотными, что, казалось, они не выросли на земле, а созданы умелой рукой из тонких ломтиков свежего, кровоточащего мяса.
Люк, ведущий в подвал, был прикрыт деревянным ящиком с компостом, поверх которого лежал аккуратно свернутый кольцом толстый резиновый шланг. Шланг – вещь в хозяйстве нужная, если он длинный и целый. Рядом на деревянной скамеечке лежали два странных изделия: короткие обрезки резинового шланга, надетые на куски водопроводной трубы. Ни один звук, ни один вздох, ни даже крик смертельно перепуганной жертвы не мог проникнуть сквозь толстый люк из подземелья в розарий. Тут, наверху, всегда царило спокойствие, воздух, казалось, был наполнен умиротворением, конечно в те дни, когда сюда не приходили братья Вырезубовы, таща за собой очередную жертву.
Рита сидела в кромешной тьме, глаза ее оставались широко открытыми. Она абсолютно не обращала внимания на то, что сидит на голом холодном бетоне, на то, что руки связаны за спиной и прикручены к ржавой трубе. Она, наверное, даже не понимала, что еще жива. Темнота ее не пугала, да и что могло испугать после виденного в холодильнике? Даже привыкшая к стрессам и жестокости психика девушки, получившей детдомовское воспитание, не выдержала. Сработала защитная реакция организма – все забыть, не думать ни о чем, только о том, как выжить.
58 
