24 
Чем меньше времени оставалось до выборов, тем меньше друзей оставалось у Президента, он подозревал буквально всех: тех, кто открыто заявлял о своем противостоянии ему, и тех, кто выдавал себя за его друзей. В число подозреваемых попали и руководители Федеральной службы безопасности.
В свое время Эдуард Ефимович сполна натерпелся от их предшественников.
Но благодаря именно этому обстоятельству он и попал в число тех немногих допущенных к секретам, способных пошатнуть устои государства. Чем держать такого врага на свободе, решили в верхах, пусть лучше он поработает на нас.
И вот, бывший когда-то хроническим отличником, ненавидимым всем классом, Бушлатов стал безымянной тенью, наводившей ужас на политических деятелей. Никто не был застрахован от его тайного вмешательства в личные дела.
Бушлатов упивался своим всезнанием. Он прекрасно помнил, что в школе все смеялись над ним, называли маменькиным сыночком и никто из девчонок не хотел сидеть с ним за одной партой. Так получилось, что он оказался единственным евреем в классе, и ему пришлось отдуваться за всю нацию.
Злоба, копившаяся годами, нашла себе выход. Теперь от него зависело, как скоро попадет под прицел прессы тот или иной политик. Ведь всегда можно дать маленькую наводку какому-нибудь дотошному журналисту и тогда только держись – тот начнет копать, словно собака на прошлой неделе зарывшая кость, да позабывшая где. Другой бы человек, узнав то, что становилось известно Эдуарду Ефимовичу, наверняка посчитал бы, что жизнь не так прекрасна, как кажется на первый взгляд и вряд ли есть смысл ждать дня завтрашнего, лучше сразу просунуть голову в петлю и удавиться.
Но этот сорокапятилетний мужчина с садистским удовольствием копался в грязных делишках других людей утешая себя мыслью, что сам далеко не худший из представителей человеческого рода.
В общем-то, аналитический центр можно было расположить в любом другом месте, за городом, на какой-нибудь укромной государственной даче, укрытой высоким забором. Но дело заключалось в том, что все старые строения были прекрасно известны Федеральной службе безопасности, а там тоже не дремали.
Единственным выходом было создать новый центр, на новом месте, замаскировав его под коммерческую фирму. Чуть что, все можно ликвидировать, не оставляя никаких следов.
Бушлатов дал себе зарок за время работы не завязывать никаких отношений с женщинами. И поэтому только жадно пожирал глазами свою секретаршу Аллу, стоило той повернуться к нему спиной. Короткая юбочка, еле доходящая до половины бедра, длинные стройные ноги.
«Вот окончу работу, и тогда… – мечтал Бушлатов, – непременно устрою небольшой загульчик. Но только не сейчас».
Алла оборачивалась и заставала шефа в позе полной задумчивости. Он нравился ей именно из-за своей недоступности. И девушка старалась подразнить его. Она была не очень-то изобретательна на такие штучки, и ее фокусы повторялись изо дня в день: то она совершенно случайно роняла какую-нибудь бумагу и, наклонившись, Делала вид, что ей трудно поднять. Коротенькая юбка ползла вверх, и тогда Бушлатов, скосив глаза, мог видеть самый краешек кружевного белья. Временами Алла садилась напротив него и, положив себе на колени какую-нибудь папку, принималась перебирать документы. Колени ее, якобы для удержания бумаг, постепенно слегка раздвигались… Но и это не могло вывести Бушлатова из равновесия. Он злился на себя, что начинает думать о всяких глупостях, когда вокруг такая тьма работы. А Алла, мило улыбаясь, продолжала перекладывать один листок за другим, изредка бросая взгляды на своего шефа. Мысленно она досадовала на то, что ее ноги интересуют Бушлатова куда больше, чем лицо, а ведь каждое утро она убивала по полтора часа на то, чтобы аккуратно наложить тени, подкрасить ресницы, губы, но сделать это не вызывающе, а утонченно, со вкусом, ориентируясь на обложки журналов мод.
Однажды к обеду Алла решила, что ее начальник достаточно созрел для того, чтобы всерьез обратить на нее внимание. Она вплотную подошла к его столу.
Эдуард Ефимович еще ожесточеннее забарабанил по клавишам компьютера, чувствуя, как краска приливает к его щекам. Алла присела возле него на корточки и подняла с пола пепельницу, полную окурков.
– Нельзя вам столько курить, – покачала головой она, заглядывая снизу вверх в маслянистые глаза шефа.
Тот лишь пробормотал что-то невнятное и неопределенно махнул рукой.
24 
