102 
Сегодня с самого утра Глазов улаживал формальности. С Мельниковым они беседовали долго. Пришлось рассказать, как писатель Аким Шевалье выжил в автокатастрофе, и что случилось потом. К рассказу Дмитрий Глазов приложил письменное признание.
Аркаша взял исписанные листки и облегченно вздохнул:
— Ну, почерк мы идентифицируем. Без проблем. Он ехал на «Део», принадлежащей Шумовой. Оказывается, они родственники! Вот в чем фишка! И пистолет в машине нашли. Надо же! Неужто он в бабу переоделся! Я так и подумал — парик. А дело-то получилось громкое! Газетчики меня рвут на части. Ну вот, с почином на новом рабочем месте! — и он довольно потер руки. — Я слышал, ты домой вернулся?
Глазов вспомнил: да, было. Вчера вечером бросил на пол в прихожей сумку, набитую вещами. Все возвращается на круги своя. Жена с трудом скрывала торжество. Спал он на кухне, на раскладушке. Вернее, маялся бессонницей.
Ну, вернулся. Ведь он ее не любит! И она его. Как говорится, разбитую чашку не склеишь. И как они будут жить? Вот сидит Аркаша Мельников, который спал с его женой, и откровенно радуется:
— Старик, я тут переговорил кое с кем. Вакансия у нас освободилась. Видишь, стоило три месяца подождать, а ты переживал! Что ни делается, все к лучшему. Отдохнул летом, вроде как в отпуск сходил. Плохо, что ли?
Глазов вспомнил этот проклятый отпуск. И кредитную карточку, которую по-прежнему держал при себе.
— Так как, старик? — не унимался Мельников.
— Я тебе позвоню. Подумать надо.
— Ты думай быстрей, — с обидой сказал Аркаша. — Я тут за тебя, можно сказать, глотки рву. Ты да я, старик, да мы с тобой… Помнишь?
— Я все помню. Помню, Мельник. Помню… …У ближайшего банкомата он не выдержал.
Подошел, достал кредитку и листок бумаги, на котором был написан код. Машинально подумал: «Эти цифры надо бы выучить наизусть…» После манипуляций, им произведенных, в его руках оказались деньги. Доллары. Пять тысяч. Почему пять? Он и сам не знал. Это малая часть того, что лежит на счету. Держа в руках деньги, покачал головой, присвистнул:
— Ничего себе, наследство! И что теперь с этим делать?
Интересно, а кому теперь достанется недвижимость режиссера и прочие его деньги? Неужели Маргарите Эдуардовне и дочери Акима Шевалье? Долго же будет тянуться это запутанное дело! Впрочем, он, Дмитрий Глазов, уже не имеет к этому никакого отношения.
А деньги эти он отработал. Только что теперь с ними делать? Спустить? Пожертвовать на благотворительность? Он вспомнил попытки Андре Никольски восстановить справедливость и усмехнулся. Нет, разворуют. Лиза была права. Деньги перекочуют из его кармана в другой, только и всего. И никого это не осчастливит.
Вернувшись, домой, он завалился на диван, включил телевизор. Жена еще не вернулась с работы. И хорошо! Опять полезет с поцелуями, начнутся попытки примирения. По телевизору шла передача, где со всех сторон обсасывались подробности громкого уголовного дела. Уловил: «Мораторий на смертную казнь…». Дмитрий поморщился, хотел, было, переключиться на другой канал. Внезапно он увидел, как телевизионная камера крупным планом взяла лицо пожилой женщины, которая рыдала, не стесняясь, что на нее смотрит вся страна:
— Нет, почему же надо отменять смертную казнь?! Они сидят там в своих камерах, едят, пьют и… живут! Только двое из целой шайки! А где же все остальные? Где?! Почему их всех не судили?!
— Понимаете, следствие не располагает достаточными уликами… — пытался увещевать ее респектабельный мужчина в галстуке. Кто-то из зала возмущенно крикнул:
— А вы что, смерти им всем хотите, что ли?!
— По очереди, господа! По очереди! — принялся увещевать ведущий.
— Да, хочу! — не выдержала женщина. — У меня сына убили! Единственного! Я теперь только одну дорогу знаю: на кладбище. Так почему вы не хотите этого понять? Почему?!
Дмитрий не выдержал и выключил телевизор. Он снова вспомнил о наследстве. Людям помочь? Но как? Открыть детективное агентство? Не в убийцы же подаваться! Что-то надо делать. Но что?..
…За хлопотами она забыла о себе. Что беременна, поняла давно. Но внимания на это старалась не обращать. Первый раз, что ли? Вспомнилось летнее утро, высокая кровать с пуховой периной, пахнущая душистыми травами, и лесная колдунья — вещунья. Выходит, не обманула!
Но время шло, и за навалившимися проблемами она об этом забыла. А раньше береглась. Старалась не нервничать, тяжелого не поднимать, жирного-сладкого-соленого не есть. Словом, делала все, как велели врачи. Только не в этот раз.
…Вот и осень наступила. Ей сделалось вдруг так хорошо и спокойно. Она погладила себя по животу и потянулась к блокноту, в котором лежал календарик. Сделала подсчеты и с удивлением поняла: а ведь прошло больше, чем восемь недель! Гораздо больше.
И ничего не случилось. И она вдруг поверила: на этот раз все будет хорошо. И все задуманное непременно исполнится.
102 
