100 
– Теперь будет на двести баксов дороже, – предупредил надзиратель, не прикасаясь к трубке, ожидая исхода торга.
– Почему?
– Я с ребятами посоветовался, они сказали мне продешевил.
Первое замешательство у Анжелики прошло, она догадалась: ее пытаются обмануть – естественно, в таких делах никто ни с какими ребятами советоваться не станет.
– Я думала, вы самостоятельный.
– На двести дороже.
– Цена твоей самостоятельности? – Анжелика перешла на «ты». Это уже был разговор хозяйки и наемного работника. Той, кто платит, с тем, кому платят.
– Не тяните время, кто-нибудь может нас увидеть.
– Если увидят ваши ребята, то ничего страшного не произойдет… Вы же с ними советуетесь?
– Вы будете платить?
Губы женщины вновь дрогнули в улыбке, но теперь немного хищной. Она произнесла, не скрывая презрения:
– Я забыла, сколько заплатила в тот раз. Вы не напомните?
По глазам женщины надзиратель видел: она прекрасно помнит сумму. Шанкурова не из тех, кто забывает, сколько платит, кому и за что. «Она хочет немного поиздеваться надо мной, хочет, чтобы я назвал большую сумму, не выдержав искушения».
И он объявил:
– Все удовольствие будет стоить штуку.
Анжелика склонила голову к плечу и поцокала языком.
– Только и дел-то – взять игрушку, дать ее мальчику за решеткой, чтобы он поговорил с мамой, а потом забрать и вернуть мне. Неужели ты хочешь сказать, что каждый твой шаг по этой земле стоит один бакс? Даже я себя так дорого не ценю.
– Я рискую, – напомнил надзиратель.
– Не сомневаюсь. Я тоже рискую, рискует мой муж. Но нам, в отличие от тебя, никто не платит. И, кстати, хочу напомнить: мне деньги тоже даром не достаются. Она замолчала, словно предоставляла надзирателю возможность уйти, так и не взяв с собой телефон. И тут он понял, что не может сдвинуться с места.
Искушение получить деньги за время разговора стало слишком велико. Он уже ощутил их своими, а услуга и впрямь была пустяковой, уж никак не на «штуку».
– Я думаю… – начал было он.
Но Анжелика оборвала его:
– Хорошо, пусть будет по-твоему: штука так штука. Я тоже люблю круглые числа, есть что-то привлекательное в том, когда произносишь сумму с тремя нолями. Но я не привыкла платить деньги зря. Я хотела бы не только услышать мужа, но и увидеть.
– Это невозможно.
– Почему?
– Окно его камеры выходит во внутренний двор.
– Я это знаю и без тебя, – нахмурилась Шанкурова, – но ты не хочешь мне сказать всего, что знаешь. Ты хочешь, чтобы я не была жадной, а сам жидишься сказать то, что не стоит ни копейки.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, и надзиратель сообразил, что именно так раздражает его в этой женщине. Нет, не нахальство – нахальным он умел быть и сам, – его раздражает то, что оба они хищники, оба готовы наживаться на чужом горе. Но он сам – хищник мелкий, способный урывать лишь по кусочку, и то от чужой добычи, а она хоть и женщина, но хищница крупная. Разница между ними примерно такая же, как между котом и львицей. Вроде бы оба из семейства кошачьих, с одними повадками, но ему всегда придется довольствоваться малым, а ей – большим.
– Когда я узнаю что-нибудь новое – обязательно вам скажу. Он уже смирился с тем, что его называют на «ты», а он вынужден отвечать «вы».
– А я слышала, что моего мужа сегодня должны везти на допрос.
Надзиратель прищурился. «Похоже, деньги от этой женщины получаю не один только я».
– Я не имею права говорить вам об этом, – перешел он на более официальный тон.
– А телефон передать ты имел право? – рассмеялась Анжелика. – А деньги брать?
Надзиратель, с удивлением обнаружил, что уже держит в руках трубку радиотелефона. Он взял ее, даже не заметив, как это произошло.
– Да, сегодня вечером, около десяти его должны свозить на допрос.
– Куда?
– Я этого не знаю.
– Охотно верю.
В этой короткой фразе надзирателю опять послышалось презрение. «Да, я мелкая сошка», – мысленно согласился он с собеседницей, понимая, что она знает, куда повезут подследственного.
– Деньги получишь позже, когда я поговорю по телефону с мужем. Я буду ждать тебя на этом же месте сегодня, когда будешь возвращаться со службы.
Поэтому не задерживайся и не стой сейчас, как идиот, с телефоном в руках – еще кто-нибудь увидит. Анжелика тряхнула головой, легким движением поправила длинные волосы и зашагала к машине. А тюремный надзиратель стоял и слушал цокот каблучков – наглый и уверенный. Женщина шла так, словно каждым шагом забивала в асфальт тонкие каленые гвозди. Послышался далекий стук автомобильной дверцы, урчание двигателя.
100 
