с удовольствием перечитала 
14 
– Заметил, заметил, – спокойно сказал Глеб, поймав на себе взгляд высокой длинноногой девушки в потертых джинсах.
Она подмигнула Глебу, и ему ничего не оставалось, как улыбнуться ей.
Сиверов проводил девушку взглядом и повторил:
– Заметил…
Ирина тут же дернула его за рукав:
– Что это ты улыбаешься красоткам?
– Но ты же говорила, будто все они созданы для нас с тобой.
– Я тогда тоже начну улыбаться каждому встречному, как это делаешь ты, – Улыбайся. Только смотри, тебя могут украсть. Хоть и говорят, что в Париже много красивых женщин, но такой, как ты, здесь нет. Я видел, как на тебя смотрят мужчины, как загораются их глаза и начинают дрожать колени.
– Ну и пусть смотрят. Я принадлежу только тебе и люблю только тебя…
Она хотела сказать «Глеб», затем хотела сказать «Федор», но решила, что ни то, ни другое имя в данном случае произносить не стоит.
– Я люблю тебя, мой дорогой.
– Ты, Ирина, охрипнешь, повторяя эти слова по сто раз на дню.
После этого Быстрицкая поцеловала Глеба в идеально выбритую щеку.
– Вот так-то, побереги себя, – ответил он на ее поцелуй.
– Только этим и занимаюсь.
Номер у них был большой и светлый, на третьем этаже. Ирина сразу отодвинула оконные портьеры и приникла к стеклу. За окнами пролегли парижские улицы, пейзаж скорее напоминал кадры кино, чудесный сон, чем реальность.
– Смотри, как красиво!
– А вон Эйфелева башня, видишь? – Глеб подошел, обнял Ирину за плечи, уткнулся в ее пьяняще пахнущие волосы и посмотрел на ажурную стрелу, поблескивающую в голубоватом парижском воздухе. – Я ее сразу приметил, еще когда мы подъезжали к отелю.
– Серьезно? А почему мне ничего не сказал?
– Ты не спрашивала, я и не сказал.
– А мы пойдем к ней прогуляться? дурачась, как маленькая девочка, спросила Ирина.
– Обязательно пойдем, если ты хочешь!
– Хочу, – будто загадывая желание доброму волшебнику, прошептала Ирина.
– Когда?
– Прямо сегодня! И не будем ездить на автомобилях, а станем ходить пешком.
– Пешком? На таких, как у тебя, каблуках? – усмехнулся Глеб.
– Зачем на каблуках? Я надену легкие туфли. Если хочешь, надену джинсы и буду выглядеть, как все.
– Нет, не хочу. Мне нравится, когда ты на высоких каблуках.
– Я могу ходить и на каблуках – до тех пор, пока не подверну ногу. ,.
– Вот и ходи.
– Я начинаю задумываться над такой возможностью… Ты вызовешь мне врача, а я попрошу его прописать мне постельный режим…
– Размечталась.
– А тебе самому не кажется, что этот город очень подходит для постельного режима?
– Если только тебе не наложат на ногу гипс.
Оба рассмеялись, глядя друг на друга. Их лица светились счастьем.
– Давай пойдем гулять прямо сейчас, – предложила Ирина.
– Если хочешь – то прямо сейчас.
– Конечно, хочу! Очень! Не станем же мы сидеть в гостинице? Правда, номер шикарный и все здесь хорошо, но мне хочется на улицу, хочется в город.
– Мы и так в городе, на деревню тут не похоже, сказал Глеб.
– Нет-нет, я хочу смешаться с толпой, я хочу улыбаться и хочу дышать здешним воздухом. Глеб пожал плечами.
– Ну что ж, собирайся, пойдем. Мы для того и приехали сюда, чтобы развлекаться. Прогулка – одно из этих развлечений.
– А ночью мы будем здесь. Ты видел, какая здесь продуманно шикарная кровать?
– Видел, – заулыбался Глеб, уже предвкушая все те удовольствия, которые он и Ирина получат вдалеке от дома, вдалеке от забот и проблем.
Но вдруг лицо женщины стало напряженным, словно она увидела какую-то преграду прямо перед собой.
– Случилось что-то? – Глеб тоже напрягся.
– Послушай, – Ирина отвернулась от окна и положила ладони Глебу на плечи, – а здесь нас никто не достанет?
– В каком смысле? – прикинувшись недогадливым, спросил Глеб.
– А так-как всегда… Вдруг тебе позвонят и скажут, что куда-то срочно надо лететь, бежать, торопиться… И ты оставишь меня одну.
– Я всегда возвращаюсь.
– Да-да, возвращаешься, но я хочу, чтобы здесь, в Париже, мы принадлежали только друг другу. И чтобы не было никого из твоих странных знакомых.
– Надеюсь, так и случится. А почему ты вдруг об этом забеспокоилась?
– Всегда, когда мне очень хорошо, то кажется, именно сейчас, именно в этот момент, счастье рухнет, рассыплется, как карточный домик – от одного неловкого прикосновения, и я опять останусь одна. И тогда мне уже не будут в радость ни Эйфелева башня, ни эти улицы, ни парижский воздух, ни фиалки, ни кафе. В общем, все это станет как бы не для меня, сделается пресным.
14 
