2 
Губы противников были плотно сомкнуты, из ноздрей вырывались облачка пара, быстро таявшие в сыром воздухе. Промокшая насквозь, отяжелевшая от грязи одежда сковывала движения и неприятно холодила разгоряченные тела, ноги по щиколотку увязали в смешанной со снеговой кашей глине, на волосах таял снег.
У того, что был пониже ростом, по подбородку стекала кровь – губа его была глубоко рассечена и, по всей видимости, причиняла сильную боль, так же, как и левая рука: было видно, что боец, немолодой уже мужчина, сохранивший, впрочем, прекрасную форму, двигает ею с некоторым усилием, время от времени роняя ее вдоль тела. Всякий раз, как это случалось, его соперник делал движение вперед, но рука тут же поднималась вновь, готовая парировать удар, и он прерывал начатую было атаку – имея дело с таким противником, спешить было смерти подобно.
Они молчали – все уже было ими сказано, все решено и давным-давно над всем были расставлены жирные точки. Оставалось поставить последнюю, и для этого не нужны были слова: какой смысл сотрясать воздух, когда все ясно и так?
По шоссе с шумом промчалась машина, мелькнуло и пропало размытое пятно света, и снова стало темно.
После короткой вспышки тьма, казалось, стала еще гуще, и тот, что был повыше, воспользовавшись этим, сделал рывок. Его противник попытался нырком уйти в сторону. Это удалось ему лишь частично – убийственный удар, направленный в адамово яблоко, пришелся в плечо, и без того уже поврежденное, ноги увязли в грязи, и он, потеряв равновесие, упал на одно колено, разбрызгивая грязь. Высокий ударил ногой, целясь в голову. Он торопился, чувствуя, как подступает, заволакивая мозг кровавым туманом, волна слепой ярости, и прекрасно понимая, что ярость в таких делах плохой помощник. Он всю жизнь презирал тех, кто неспособен во время боя отрешиться от эмоций, будь то страх, ненависть или то слепое бешенство, которое сейчас исподволь овладевало им.
Удар, конечно же, прошел мимо – старый хитрец, не мудрствуя лукаво, нырнул вперед и сбил противника с ног. Высокий всегда падал, как кошка, не ушибаясь. Отработанные годами тренировок рефлексы не подвели и на этот раз – он успел сгруппироваться и снова был на ногах едва ли не прежде, чем поднятые его падением брызги упали на дорогу, но старый дьявол уже был тут как тут – избитый, почти побежденный, с раненой рукой, он как-то ухитрился вскочить быстрее и даже нанести удар. Высокий вскинул руку, блокируй его, и брызги жидкой грязи, густо облепившей ладонь и рукав, от этого движения полетели прямо в лицо, на мгновение ослепив его.
Мгновения оказалось вполне достаточно – второй удар, стремительный и бесшумный, как выпад змеи, не встретил на своем пути никаких препятствий и попал точно в цель. Высокий еще какое-то время пытался удержаться на ногах, из последних сил борясь с тупой мощью земного притяжения, неудержимо тянувшей его вниз, потом колени его мягко подогнулись, и он медленно опустился в грязь.
Земля, словно этого ей было недостаточно, продолжала притягивать его, как магнитом, медленно, но верно пригибая книзу, и ему пришлось выбросить вперед руку, чтобы не упасть лицом в ледяную кашу.
Вторая рука была прижата к разбитой гортани, словно в запоздалой попытке защититься.
Противник почему-то медлил, не спешил нанести последний удар. Умирающий с трудом поднял голову и взглянул вверх. Человек, который уже наполовину убил его, стоял совсем рядом, нелепо перекосившись влево, придерживая правой рукой безвольно повисшую левую. Наверху снова послышался шум, и фары проехавшего автомобиля на миг осветили перепачканное кровью и грязью лицо победителя. На щеках его блестела влага, и умирающему на миг показалось, что его убийца плачет. Впрочем, скорее всего, это просто таял снег.
Продолжая придерживать поврежденное плечо, пожилой неторопливо зашел сбоку и нанес короткий, но мощный удар в висок тяжелым армейским ботинком. Он никогда не получал удовольствия от подобных сцен, но начатое необходимо было довести до конца, и он сделал это наиболее эффективным способом.
Удар отшвырнул высокого в сторону. Он упал беззвучно, как тряпичная кукла, и замер без движения. На безвольно откинутой в сторону руке тускло блеснул дорогой хронометр. Победитель еще некоторое время стоял, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, словно решая, не упасть ли и ему рядом, но в конце концов все же приблизился к неподвижно лежащему в грязи человеку и присел над ним. Он вздохнул, что-то тихо прошептал и, заранее кривясь от боли, подвигал раненой рукой. Это действительно оказалось больно, но рука все-таки слушалась.
2 
