8 
– Кончай балаган, – буркнул Батя. – Делай, что тебе сказано, а не хочешь – тут места навалом.
Приляг, отдохни…
– Что-то ты сегодня не в духе, майор, – сказал Костя. – Мрачновато шутишь.
Батя не ответил, и он, повернувшись на каблуке, вышел из комнаты.
Майор, между тем, достав из кармана никелированную «зиппо», со щелчком откинул крышечку, чиркнул колесиком и поднес голубовато-оранжевый язычок пламени к разбросанным по столу бумагам. Пошарив по ящикам стола, он выгреб оттуда все, что могло гореть, и бросил в огонь. Когда пламя, окрепнув, поднялось на полметра над крышкой стола, он выдернул из-под тела убитого им чиновника портьеру и тоже швырнул в огонь, позаботившись о том, чтобы конец ее свисал на пушистый ковер.
Двигаясь быстро, но без суеты, автоматчики покидали горящий дом. Шедший последним Костя на секунду задержался, чтобы снять с шеи убитого охранника толстую золотую цепь.
Была середина ноября, и до драки на дороге оставалось четыре с небольшим месяца.
Глава 2
Секретный агент ФСБ Глеб Петрович Сиверов по кличке Слепой смял в пальцах незакуренную сигарету, поискал, куда бы ее бросить, и, не найдя, рассеянно затолкал обломки в карман утепленной кожаной куртки. Первый морозец ощутимо пощипывал уши, ноги в тонких кожаных туфлях понемногу коченели в чересчур глубоком для ноября, доходящем до щиколоток снегу, но Слепой не чувствовал холода.
С того места, где он стоял, невозможно было разобрать ни слова из того, что говорилось у открытой могилы. Ему не был виден даже гроб – все заслонял черный частокол спин. «Вот так мы и прощаемся друг с другом, – думал Глеб, сквозь притемненные стекла очков наблюдая за мучительно медленно тянущейся церемонией. – И это, между прочим, не худший вариант. А ведь я мог оказаться на задании, где-нибудь на другом конце страны или вообще за границей, и узнать о его смерти только много недель спустя. Что за проклятая работа! Эх, Амвросий Отарович, Амвросий Отарович! Больше не будет шашлыков, и долгих разговоров у огня, и не с кем будет помолчать о самом важном, чем не поделишься даже с женой.., особенно с женой.»
Он достал из кармана другую сигарету и нервно прикурил ее, прикрывая ладонями огонек зажигалки.
Толпа у могилы пришла в движение – люди по одному подходили к зияющей яме и бросали в нее по горсти земли, отдавая последнюю дань старому генералу.
Глеб невольно представил себе глухой стук, с которым мерзлые комья разбиваются о деревянную крышку гроба, и ему стало не по себе. "Не дай Бог умереть от старости, – подумал он, – в кругу друзей и родных, которые будут плакать и в то же время прикидывать, во что обойдется гроб. Вот из этого и складывается жизнь – живым жить, мертвым лежать… Интересно, что напишут на моей могиле? «Здесь покоится тайный агент ФСБ, профессиональный убийца Глеб Сиверов»?
Впрочем, вряд ли. Мое настоящее имя теперь знают только два человека на всем белом свете – я да Федор Филиппович. Глеб Сиверов погиб в Афганистане, так что вряд ли его имя украсит могильную плиту.., еще одну могильную плиту. Вряд ли. Вряд ли я вообще доживу до старости. Скорее всего, если мне вообще суждено быть похороненным, то лучшее, на что я могу рассчитывать, это колышек с фанерной табличкой, на которой будет написано: «Неизвестный мужчина», и длинный номер."
Короткая шеренга солдат с синеватыми от холода лицами синхронно вскинула к серому небу стволы карабинов со штыками. Когда эхо последнего залпа, перекатываясь по пустым аллеям, отзвучало и стихло, поглощенное тысячеголосым вороньим граем, Глеб повернулся и зашагал прочь, растирая в кармане сломанную сигарету и не замечая этого.
Сев за руль своей БМВ, он некоторое время раздумывал, куда ему направиться. Логичнее всего было бы поехать в Берингов проезд – даже в мыслях он все еще избегал называть квартиру Ирины Быстрицкой своим домом, хотя они были вместе не первый год. Глеб скрыл от нее смерть генерала Лоркипанидзе, хотя и затруднился бы хоть как-то объяснить это решение даже себе. Не хотел волновать? Да, конечно, хотя Ирина вовсе не институтка и умеет справляться с ударами судьбы. И потом, смерть старика – не такой уж сильный удар. Больно, конечно, но так уж устроен мир, что старики рано или поздно умирают, так что это известие Ирина как-нибудь пережила бы. Гораздо большим потрясением для нее будет узнать обо всем после.
Тогда зачем было скрывать от нее то, что все равно рано или поздно станет известно? С внезапным раздражением Глеб подумал, что, скорее всего, это произошло помимо его сознания – просто сработала многолетняя привычка жить двойной жизнью, все время что-то скрывать, лгать, выкручиваться…
8 
