67 
Лучшим выходом было бы пристрелить этого героя, как бешеного пса. Он мог утаить от следователя свое знакомство с человеком, послужившим прототипом для фоторобота. Но утаив, не получил бы полной картины событий — пришлось бы восстанавливать ее самому, по кусочкам.
Теперь, конечно, Иваныча не шлепнешь — как ни разыгрывай спектакль для Вельяминова, все будет шито белыми нитками. Придется подарить его ментам. Буквально на пару дней. Потом подключится ФСБ — ввиду открывшихся обстоятельств. Два-три допроса и «афганцу» втолкуют — о чем говорить, о чем молчать, как рыба. Если не поймет он, объяснят старшему следователю: когда слушать, когда уши затыкать.
В любом случае нужно было спешить — это Меченый знал наверняка. Такие одиночки хуже всего. Вознамерившись мстить, они мстят до упора, пока не напичкаешь их свинцом до отвала или не упрячешь в одиночку, предварительно подлечив мозги электроразрядом.
По стечению обстоятельств Борису Рублеву тоже надо было спешить. Прошедшей ночью, около трех часов, когда Малофеев, наконец, заснул после пережитых треволнений, к воротам дачи подкатила «хонда» с обтекаемым, в гоночном стиле, силуэтом.
Остервенело, захлебываясь злобой, залаяла овчарка.
Сторож прибежал докладывать — ему и без того в каждом порыве ветра, в каждом дребезге оцинкованной кровельной жести мерещилось возмездие левашовцев.
Комбат осторожно выглянул из окна. У ворот Малофеев давно уже распорядился поставить мощный фонарь на железобетонном столбе, в его свете Рублев узнал Экзаменатора. Тот вышел из машины — в столь поздний час гостю следовало показаться, чтобы рассчитывать на любезный прием.
— Успокой собаку, — Рублев послал сторожа обратно, а сам отправился впустить «доброго знакомого».
— Депутат, наверно, вскочил в холодном поту, — одним ртом улыбнулся азиат.
В его голосе не заметно было особого уважения к народному избраннику.
— Если он засыпает, то пушкой не разбудишь, — заверил Комбат.
— Мне пришло в голову, что лучшего времени для нашей трапезы не найти. Помнишь уговор? Днем слишком много забот, слишком много назойливой мошкары, которая лезет в глаза… Твои подчиненные, надеюсь, на месте?
— Оба, — кивнул Комбат.
— Вот и отлично — пусть несут службу. Собака тоже ведь не пустое место — голос подаст, если враг нагрянет.
На кухне Экзаменатор выложил из сумки пакет риса с иероглифами на целлофане и бутылку из-под минеральной воды с густым содержимым темно-розового цвета.
— Соус я приготовил заранее. Осталось сварить рис.
Посмотрим какая тут есть посуда — мне нужна чугунная.
Пока рис доходил до кондиции на медленном огне, Экзаменатор неторопливо выкладывал на стол два пары палочек для еды и Две миски из обожженной глины.
— Посуда вещь первостепенной важности. Все важно: помещение, погода, время суток. Кто твои сотрапезники, если ты не один. Но посуда особенно. Вы, русские, проще относитесь к еде, а для нас это священнодействие. Человек принимает в себя дары Земли. Чтобы они отдали всю свою силу, надо ощутить глазами и ноздрями, языком и небом каждую крошку.
— Только бы на все остальное времени хватило, — заметил полушутя Комбат.
— В сутках не двадцать четыре часа, а двадцать четыре года. Сколько лепестков цветка можно уместить в пустой ореховой скорлупе. Важно извлечь их оттуда.
Приподняв крышку, азиат втянул в себя обжигающий пар.
— Готово.
Он выложил рис — примерно по три столовых ложки в миску. Ни одна рисинка не слиплась с соседними, каждая имела цвет первозданной белизны, чистая и непорочная, как невеста.
— А, так ты умеешь обращаться с палочками.
— У меня в батальоне служил кореец из Приморья.
Показал однажды, как это делается.
Экзаменатор подлил из бутылки пряного ароматного соуса — себе и Рублеву.
Ели медленно, молча. Когда дело подошло к концу, визитер сощурил и без того узкие глаза.
— Совместная трапеза после полуночи позволяет читать мысли сидящего напротив.
— У меня пока глухо, — Комбат уже очистил свою глиняную миску с неровными краями.
— Не буду рассказывать тебе сказки, что я могу делать нечто подобное. Таким даром обладали люди в старину, сейчас само время изменилось. То, что заметил я, не требовало особого дара.
Не обратив внимание на последние слова азиата, Рублев сложил палочки на столе и откинулся на спинку стула.
— Спасибо за угощение. Не знаю, как к тебе обратиться — может просветишь?
67 
