очень нудно 
44 
Княгиня судорожно набрала полную грудь воздуха, готовясь поднять на ноги весь дом. Догадавшийся о ее намерении вор прыгнул вперед, занося нож, и Аграфена Антоновна, сама не понимая, что делает, спустила курок пистолета.
Раздался ужасающий грохот, сверкнуло длинное пламя, показавшееся в темноте особенно ярким. Отдача вышибла пистолет из руки Аграфены Антоновны, едва не сломав ей пальцы, и он со стуком упал на пол. Спальню заволокло кислым пороховым дымом, свеча погасла. В темноте зазвенело разбитое стекло, затрещало, ломаясь, дерево оконной рамы, за окном послышался глухой шум, встревоженные голоса, крики.
Тут Аграфена Антоновна заметила, что кричит, заставила себя замолчать и с трудом перевела дыхание. За окном все еще вскрикивали и возились, оттуда доносились глухие звуки ударов по чему-то мягкому. Весь этот шум свидетельствовал о том, что вора схватили. В ночи метался свет масляных фонарей, красные отсветы зажженного кем-то факела плясали по стенам спальни, как будто дом был охвачен пожаром. В застиранной ночной рубашке и глупом колпаке прибежал заспанный Аполлон Игнатьевич, увидел распахнутое окно, беспорядок, пистолет на полу, учуял в воздухе пороховой дым, заохал и схватился за сердце.
Аграфена Антоновна отодвинула его локтем, подошла к окну и окрепшим голосом велела вязать вора покрепче и подать к ней для допроса. На подоконнике виднелась кровь; позже выяснилось, что выпущенная княгиней пуля задела-таки ночного гостя, оцарапав ему шею.
Поначалу княгиня намеревалась потолковать с вором накоротке, отвести душу, а после сдать то, что от него останется, драгунам Шелепова. Но, пока она одевалась, в голову ей пришло, что вор этот может еще сослужить ей недурную службу: судя по тому, когда и куда он забрался, сей ловкач умел не только лазить в окна и бросаться с ножами на женщин, но и вынюхивать добычу. Смутные, пока еще не принявшие четких очертаний планы роились в ее голове, и Аграфена Антоновна переменила свое решение. Разговор у них с вором вышел весьма продолжительный, и по окончании его вор перестал быть таковым, а сделался лакеем по имени Савелий. Никто, кроме княгини и Савелия, не знал, какого рода соглашение было достигнуто, и никто, даже князь Аполлон Игнатьевич, не отважился потребовать у Аграфены Антоновны объяснений по этому поводу. Слово ее было законом для всех, и в доме не нашлось ни одного сумасшедшего, который рискнул бы с этим поспорить.
Таков был новый лакей Аграфены Антоновны. Недаром говорят, что свято место пусто не бывает: лишившись своего так называемого зятя, пана Кшиштофа Огинского, который то ли был гусарским поручиком, то ли вовсе им не был, княгиня очень быстро обрела другого помощника, пусть не столь изощренного и тонкого, но зато надежного. Случай оценить таланты Савелия представился Аграфене Антоновне очень скоро, и оценка, данная ею, оказалась достаточно высокой.
— Вот что, милейший, — сказала княгиня, когда задняя подвода удалилась на достаточное расстояние, — поворотись-ка сюда. Надобно потолковать.
Савелий с готовностью перевернулся на козлах, усевшись к княгине лицом. Казалось, он только и ждал приглашения. Впрочем, удивляться тут было нечему: порученец княгини Зеленской, конечно же, сразу догадался, что эта задержка в пути образовалась неспроста. В тесноте постоялого двора, где повсюду могли оказаться чужие уши, разговаривать с ним о деле княгине было не с руки; теперь же, когда постоялый двор напоминал о себе только двускатной крышей, а от обоза осталась только повисшая в воздухе пыль, они могли беседовать без опаски.
— Слушаю-с, ваше сиятельство, — с напускным смирением произнес Савелий, перебирая в руках вожжи.
Княгиня, наблюдательность которой заметно обострилась от донимавшей ее нужды, невольно задержала внимание на его руках. Загорелые и сильные, руки эти отличались некоторым изяществом формы и сразу бросавшейся в глаза ловкостью. В манере Савелия держаться тоже проскальзывало что-то необычное. Он был очень странный мужик, этот Савелий, да и мужик ли?
Почувствовав на себе испытующий взгляд Аграфены Антоновны, который при всем желании трудно было назвать добрым, Савелий опустил глаза и без нужды поддернул голенище правого сапога. Аграфена Антоновна заметила торчавшую из-за голенища роговую ручку ножа. Нож наверняка был тот самый, с которым Савелий приходил в ее спальню, и княгине совершенно не к месту вспомнилось, что сейчас пистолета при ней нет.
44 
