— Пустое, — усмехнулся поручик с княжеской фамилией. — Именно из князей, да только, гм... Словом, я бастард, так что ни титула, ни состояния у меня, как вы сами понимаете, нет. Князь, мой отец, весьма ласков со мною и редко отказывает мне в деньгах, но в остальном я, можно сказать, никто.
— Так уж и никто! — воскликнул пан Кшиштоф самым дружеским тоном, на какой был способен. — Вы герой, проливший кровь за Отечество! Это ли не самый высокий из титулов?
Поручик криво усмехнулся бритым ртом и залпом осушил бокал.
— Ужасающая дрянь, — поделился он с «майором Студзинским» только что сделанным наблюдением. — А что до титула, пролитой крови и всего прочего... Вы, конечно, кругом правы, да только титул, вами упомянутый, немногого стоит в глазах Отечества и государя. Возьмите хоть мужиков, без горячего участия коих никогда бы нам не выиграть этой войны. Что они получили за свое беззаветное служение России? «Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду от Бога», — нараспев процитировал он указ государя, опубликованный по окончании зимней кампании 1812 года, и вдруг положил на стол рядом с бутылкой руку, мастерски свернутую в кукиш. — Иными словами, вот что они получили! То же и со мной, господин майор, только я не жалуюсь, потому что — офицер и, как ни крути, дворянин.
Пан Кшиштоф испуганно махнул в его сторону здоровой рукой — то есть той, которая не висела на перевязи, — внимательно вглядываясь в лицо собеседника. Похоже, тот был изрядно навеселе и намеревался сегодня надраться вдрызг, до полного беспамятства. «Что ж, приятель, — подумал пан Кшиштоф, внутренне потешаясь, — придя в себя наутро, ты будешь изрядно удивлен... Не будь я Огинский!»
— Тише, сударь, тише, — сказал он, наклонясь к поручику через стол. — Вы, я вижу, смутьян и вольнодумец!
— Пустое, — произнес поручик, который, похоже, очень любил это словечко и характеризовал им едва ли не каждое явление в жизни. — Я вижу, майор, — продолжал он, когда половой удалился за новой бутылкой, — вы — мой единомышленник, хоть и боитесь пока в этом признаться. Пустое, не возражайте! Давайте-ка лучше выпьем, а после составим политический заговор и р-р-раз-несем вдребезги эту гнусную... нет, не бледнейте, не империю... эту гнусную харчевню!
И он расхохотался, весьма довольный своею шуткой, которая даже не отличавшемуся верноподданническими чувствами пану Кшиштофу показалась более чем рискованной. Впрочем, для Огинского это был отличный повод перейти непосредственно к интересующему его делу.
— Полно, поручик, — сказал он и похлопал Юсупова по руке, сжимавшей бокал. — Полно вам, право! Заговор мы с вами составим после. А пока что не составить ли нам партию в карты? Давайте поднимемся в мой номер, там нам никто не помешает.
Поручик принял это предложение с энтузиазмом, встал, опрокинув стул, и, прихватив со стола бутылку, неверными шагами двинулся навстречу своей погибели.
Очутившись в номере пана Кшиштофа, он, казалось, немного протрезвел и даже высказал удивление по поводу предложения Огинского.
— Ведь вы же сами сказали, что продулись в пух и прах, — заметил он, небрежно вертя в руках свежую, еще не распечатанную колоду. — Или мы, как недоросли в детской, станем играть на три желания?
— Не извольте беспокоиться, — ответил пан Кшиштоф, бросая на стол мятую растрепанную пачку казначейских билетов. — Продулся, это верно, но не до конца. Мой партнер, настоящий шпак из местных худородных дворянчиков, испугался и прервал игру самым постыдным образом, сославшись при этом на какой-то вздор. У нас в гвардии такого не заведено, но что возьмешь со штатского, который и пистолета-то в руках не держал, не говоря уже о сабле! Впрочем, мне грех жаловаться. Фортуна в тот вечер стояла ко мне спиной, так что я имел верные шансы остаться без гроша в кармане.
— А сегодня? — с треском распечатывая колоду, поинтересовался Юсупов. — Как вы думаете, каким местом она повернется к вам сегодня?
Он ловко, почти не глядя, тасовал карты. Руки у него так и мелькали, карты мелькали тоже, и пан Кшиштоф наблюдал за этим мельканием со все возрастающей тревогой.
— Лицом, — ответил он с уверенностью, которой не испытывал, и заставил себя отвести взгляд от порхающих в ловких пальцах карт. — Сегодня, поручик, я намерен как следует, рассмотреть ее очаровательную улыбку, а также грудь и все прочее, что у нее расположено спереди. Вам же я предоставлю отличную возможность полюбоваться ею с тыла. Говорю вам как опытный человек, зад у нее просто восхитительный!