84 
– Для Кевина эта кошка очень важна, – сказал я.
– Да уж, – согласился Дэвид. – Для Кевина его кошка воплощает все, что есть неправильного во вселенной. Он верит, что София объяснит ему про кошку, а значит, объяснит все, что есть неправильного во вселенной – незаслуженные страдания и потери.
Линда не успокаивалась:
– Я не верю, что он сейчас говорит о дохлой кошке.
– Еще как говорит, – сказал я.
– Вы не знаете Кевина, – подхватил Дэвид. – Может, он говорит и о других вещах, все-таки последняя встреча со Спасителем, но во всем, что он говорит, самое главное – его дохлая кошка.
– Я думаю, нам лучше пойти к Кевину, – предложила Линда, – и сказать, что он уже достаточно пообщался с Софией. А что вы имели в виду, когда заявили, будто ВАЛИС чувствует, что вы готовы уйти?
Голос в моей голове произнес:
Скажи ей, что тебя беспокоит излучение.
Это был голос ИИ, который Жирный Лошадник слышал с марта семьдесят четвертого. Я узнал его.
– Излучение, – проговорил я. – Оно… – Я помедлил, и пришло понимание предложения ИИ. – Я почти ослеп. В меня ударил луч розового света… должно быть, солнце. И я вдруг понял, что нам пора возвращаться.
– ВАЛИС выстрелил в вас информацией, – быстро и тревожно проговорила Линда.
Ты не знаешь.
– Я не знаю, – сказал я. – Но после этого почувствовал себя по-другому. Как будто мне нужно сделать что-то очень важное в Санта-Ане. Есть еще люди, которых мы можем принять в «Рипидоново общество». Они тоже войдут в коммуну. ВАЛИС заставил их видеть разные вещи, и эти люди обратились к нам за разъяснениями. Мы сказали им о фильме… о том, что надо посмотреть фильм Матушки Гусыни. Они все смотрят его и много черпают оттуда. Мои контакты в Голливуде – продюсеры и актеры, которых я знаю… настоящие денежные мешки. Все они очень заинтересовались, когда я рассказал им что к чему. Особенно один продюсер из «МГМ», который может пожелать профинансировать следующий фильм Матушки Гусыни, причем крупнобюджетный. Он сказал, что уже думает об этом.
Мой словесный поток озадачил меня самого, он лился словно из ниоткуда. Складывалось впечатление, что говорю вообще не я, а кто-то другой. Кто-то, точно знающий, что нужно говорить Линде Лэмптон.
– А как зовут продюсера? – спросила она.
– Арт Рокоуэй, – сказал я – имя словно выскочило ниоткуда.
– А какие фильмы он снял?
Линда была очень заинтересована.
– Один о ядерных отходах, которые заразили большую часть центральной Юты. Та авария, о которой два года назад писали все газеты, а телевидение показать побоялось – на них надавило правительство. Тогда еще все овцы погибли. Все свалили на нервно-паралитический газ. Рокоуэй сделал крутой фильм, рассказывающий о расчетливом безразличии властей.
– А кто играл главную роль? – спросила Линда.
– Роберт Редфорд, – сказал я.
– Что ж, нам это было бы интересно.
– Так что пора возвращаться в Южную Калифорнию, – продолжал я. – Надо со многими переговорить в Голливуде.
– Эрик! – позвала Линда.
Она пошла навстречу мужу, который стоял рядом с Кевином. Собственно, он даже держал Кевина за руку.
Взглянув на меня, Дэвид подал знак, чтобы мы шли за ней, и мы все втроем направились к Кевину и Эрику. София, сидящая неподалеку, не замечала нас. Она читала книгу.
Вспышка розового света ослепила меня.
– Ох, Боже ты мой! – воскликнул я.
Я ничего не видел. Я прижал руки ко лбу, который болел и пульсировал так, будто вот-вот взорвется.
– Что случилось? – спросил Дэвид.
Я слышал низкое гудение, похожее на то, что издает пылесос. Потом открыл глаза, но вокруг не было ничего, кроме розового света.
– Фил, что с тобой? – спрашивал Кевин.
Розовый свет угас. Мы сидели на своих местах на борту самолета «Эр Калифорния». И в то же самое время я видел наложенное на сиденья самолета, на стену салона, на других пассажиров коричневое сухое поле, Линду Лэмптон, дом невдалеке. Два места, два времени.
– Кевин, – спросил я, – который час?
За окошком самолета царила тьма; большинство пассажиров зажгли лампочки над головами. Ночь. И одновременно яркое солнце освещало коричневое поле, Лэмптонов, Кевина и Дэвида. Тихо гудели турбины, меня слегка повело в сторону – самолет начал разворот, – и я увидел за окном множество далеких огней. Я понял, что мы уже над Лос-Анджелесом, и одновременно ощущал теплые лучи дневного солнца.
84 
