52 
— Весьма многозначительно и совершенно непонятно! — прокомментировала графиня. — Кстати, а икон на продажу у вас случайно нет?
— Я не торгую иконами, — холодно ответила Юрикова и нахмурилась. — Так вам не понравились работы Каменева?
— Как вам сказать? Я недавно была на выставке в Монжероне и видела там работы куда более зрелых художников — Целков, Рабин, Окунев, Жарких…
— О, да вы знаток! Что же вы мне сразу не сказали? Я ведь и сама понимаю, что Каменев слабый художник. Может быть, здесь, на Западе, он и развернется со временем, но пока… Однако его работы покупают, эмигрантам он нравится.
— Но вы своего протеже почему-то на стенку не вешаете?
— Ах, ну тут, знаете ли, совсем другие причины… Впрочем, если вас не заинтересовали его работы, так не о чем и говорить.
Она сняла картину с крестом-самолетом с мольберта и поставила ее к другим, под окно.
Апраксина собралась было распрощаться несолоно хлебавши, но тут зазвонил телефон. Юрикова схватила трубку и пошла из комнаты, бросив на ходу:
— Извините! Я сейчас вернусь — посмотрите пока другие картины.
Апраксина тотчас подошла к картине, висевшей на стене за неплотно прикрытой дверью в прихожую. Стоя возле нее, она отчетливо слышала голос хозяйки.
— Да… Зачем ты звонишь, я же просила тебя больше этого не делать! Да, в Вене полный порядок и будут две выставки — фондовская и городская. Нет, я все эти дни, как вернулась из Австрии, так и сижу дома, работаю, и мне почти никто не звонит… Нет, я не передумала… Нет, Костенька, я не стану с тобой встречаться… Это мое личное дело, как я к тебе отношусь, и прости, но на эту тему я не могу с тобой разговаривать — я не одна… Какая полиция — ты что, с ума сошел? Нет, это покупатель. Ты можешь, наконец, сказать, что там у тебя случилось и почему ты все время упоминаешь полицию?… Так приезжай ко мне и расскажи не по телефону… Не можешь? Ладно, давай встретимся… Хорошо, в пять в галерее над кассовым залом, перед «Кингом».
Апраксина успела отойти к окну и, когда Юрикова вернулась в комнату, она смотрела сверху на кладбищенские деревья, над которыми поднимался пар — небо очистилось и солнце заливало молодую листву.
Юрикова подошла к другому окну и встала перед ним, зябко обняв себя руками за плечи. Потом она повернулась к Апраксиной и резко спросила:
— Вы закончили? Что-нибудь присмотрели?
— Нет. Ваши картины мне не по карману, а художник Каменев мне определенно не нравится.
Юрикова как-то неопределенно хмыкнула.
— Но спасибо вам, я получила огромное удовольствие и от этих картин, и от знакомства с вами, однако больше не стану отнимать у вас время. Но, возможно, я позвоню вам еще раз. Вы разрешаете?
— Звоните, — равнодушно сказала Юрикова и пошла к дверям впереди гостьи.
Когда графиня снова вошла в ворота кладбища, солнце уже успело просушить и листву, и дорожки и даже могильные камни. Пол пути Апраксина прошла, не глядя по сторонам, и только пройдя сквозь обезлюдевшую аркаду, обратила внимание, как все вокруг преобразилось: высыхая на солнце, надгробья опять изменились, каждое на свой лад. Поравнявшись с вестницей смерти, Апраксина в удивлении остановилась. Еще недавно, какой-то час назад, этот лик был таким прелестным и юным, а сейчас, под лучами солнца, сквозь черты красавицы проступила маска тления. Ангельское личико превратилось в лицо мертвой женщины, детская округлость мраморных щек сменилась одутловатостью распухшего трупа, с которого вот-вот начнут сползать посеревшие ткани. «С этим ангелом вода и солнце ведут какие-то странные игры!» — подумала Апраксина и решила, что непременно придет сюда еще раз — проверить.
Выйдя из ворот кладбища, она разыскала телефонную будку, позвонила инспектору Миллеру и назначила ему свиданье без четверти пять на Главном вокзале.
На галерее над кассовым залом Главного вокзала располагались маленькие магазинчики и закусочная «Кинг». За столиками, стоящими прямо на галерее, пассажиры и встречающая публика сидели за кофе и прохладительными напитками в ожидании поездов. В основном это была молодежь, но были и солидные посетители — те, что из экономии предпочли «Кинг» более дорогим ресторанам и кафе, располагавшимся внизу. Состоятельные граждане Германии, как известно, не стесняются экономить — «Береги пфенниг, а марка сама себя сбережет».
Около пяти часов на галерею поднялась Анна Юрикова. На ней был светло-зеленый дождевик нараспашку, а под ним темно-зеленое шерстяное платье грубой вязки; ее густые рыжие кудри были схвачены повязкой из шерсти того же цвета. Она прошла в зал «Кинга», выстояла небольшую очередь и вернулась на галерею с подносом, на котором стояли два больших картонных стакана с кока-колой. Один она оставила стоять на подносе, а из другого стала через соломинку потягивать холодный напиток, хмуро и рассеянно поглядывая через барьер на суетившуюся внизу вокзальную публику. Потом она вынула из сумки черный футляр для очков и положила его на середину стола.
52 
