очень нудно 
34 
В огромном заледенелом цехе судоремонтного завода шло собрание рабочих, матросов и красноармейцев архангельского гарнизона. В цеху было неуютно — на всем виднелись следы разрухи и запустения.
От застоявшегося нестерпимого холода все беспрерывно притоптывали сапогами, валенками, хлопали рукавицами, терли щеки.
На сбитой из досок трибуне шеренгой стояли Шестаков, Самойло, Болдырев, губернские начальники и армейские командиры.
— Товарищи! Друзья! — обратился Шестаков к собравшимся. Был он, несмотря на унылую стылость цеха, румян, весел, энергичен, а шапку меховую держал в руке. — Владимир Ильич Ленин, выступая несколько дней назад на IX съезде Российской Коммунистической партии большевиков, сказал: «Мы не обещаем сразу избавить страну от голода. Мы говорим, что борьба будет более трудной, чем на боевом фронте. Но она нас более интересует, она составляет более близкий подход к нашим настоящим основным задачам. Она требует максимального напряжения сил, того единства воли, которое мы проявляли раньше и которое мы должны проявить теперь». Вот что сказал, товарищи, Ильич всей революционной России…
В зале дружно зааплодировали.
Шестаков помахал рукой, призывая к тишине.
— Нас, друзья, эти слова вождя касаются в первую очередь, — продолжил он. — Ведь именно от нас зависит — избавим ли мы сотни тысяч людей от мук голода. Мы здесь должны с тем же мужеством, с которым сражались с белогвардейцами и наемниками международного капитализма, сделать все, от нас зависящее, чтобы хлеб был доставлен из Сибири. Никто не скрывает трудностей этого дела. Но мы преодолевали и большие трудности…
Снова раздались аплодисменты. Шестаков улыбнулся:
— Поэтому в экспедицию набираются только добровольцы. И я не сомневаюсь, что мы победим так же, как побеждали на боевых фронтах! Ура-а, товарищи!
Матросы, солдаты, заводские рабочие дружно подхватили: «Ура-а!», «Даешь сибирский хлеб!», «Записыва-ай!»…
Шестаков, несмотря на мороз, был возбужден, от головы его валил пар, он легко двигался по помосту, энергично махал шапкой:
— Товарищи! Чтобы доставить хлеб, нужны суда. Судам нужен уголь. Вместо судов мы имеем только брошенные белогвардейцами дырявые, переломанные, ржавые самотопы. Но наши враги зря посчитали, что восстановить их нельзя. Поэтому первая наша задача — вопреки представлениям мировой белогвардейщины — восстановить эти суда, классно отремонтировать их. Второе — добыть любой ценой уголь… Имеется его пока что на складах всего около тысячи тонн.
Из толпы раздались крики:
— Как же ты их восстановишь? Завод-то стоит…
— Запчастей нет, однако…
— Уголь откудова возьмешь? Из-под ногтей нешто?
— Ти-иха! Дайте говорить человеку!..
Шестаков сделал стремительный шаг к самому краю дощатой трибуны:
— Мы! Мы сами пустим завод! Надо, чтобы завтра сюда пришли все моряки и солдаты, у кого есть хоть какие-нибудь технические специальности, — слесаря, электрики, кузнецы, плотники, котельщики, токаря, клепальщики. У кого нет в руках ремесла, пусть тоже приходит, подучим на скорый лад. Я уверен: вместе с рабочими завода мы за неделю пустим все цехи и начнем ремонт судов…
— А уголь?
Шестаков рубанул рукой перед собою:
— Объясняю, внимание! Час назад я получил из Лондона телеграмму от народного комиссара Красина. Он сообщает, что советская торговая делегация ведет там переговоры о закупке парохода с углем. Да и мы тут вместе поскребем по сусекам. Ведь каждая горсть угля — это кусок хлеба, каждое ведро угля — спасенный от голодной смерти человек!..
По узким почерневшим доскам тротуара Чаплицкий и Берс, кутаясь в башлыки, прошли в столовую № 3 — бывшее процветающее питейное заведение братьев Муратовых.
Здесь и сейчас было полно людей, по виду — типичных обитателей портовых трущоб.
Толкотня, гам, теплая вонь.
Посетителей лениво обслуживал Федор Муратов, а старший брат Тихон царил за буфетной стойкой, разглядывая людей с безразличным отвращением.
Чаплицкий и Берс устроились в углу за свободным столиком, осмотрелись по сторонам.
Берс сказал с ухмылкой:
— Все, как в трактире Тестова.
— Или наоборот — как в ресторане «Стрельна», — поморщился Чаплицкий.
— Спросите у них, Петр Сигизмундович, пашотт с трюфелями, землянику, черный кофе. И сигару, — паясничал Берс. — Рюмку арманьяка, бокал шампанского, бенедиктин… Сил нет, как жрать хочется!
34 
