142 
– Как ты это сообразила?
– Мне приходилось поджигать бикфордовы шнуры. Принцип тот же.
– А зачем ты их поджигала?
– Приходилось кое-что взрывать.
Вот так мы разговаривали. Жаль только, что голоса друг друга мы почти не слышали, не считая сонных и нарочито невнятных «разговоров во сне».
Мира рассказала мне, как она попала под арест. Она отправилась из Иерусалима собирать деньги у единоверцев в Европе. Ее часто посылали с этой миссией, потому что у нее это здорово получалось. Деньги христианско-иудейской общине нужны были немалые, и шли они в основном на выкуп тех, кто попал в лапы экологистов. За деньги они легко отдавали узников, содержащихся на каторге; экологисты получали чины и награды за выслеживание инакомыслящих и за их арест, а дальнейшая судьба арестованных уже никого не волновала. Считалось, что все они обречены на гибель, что выживает на каторге только криминальный элемент, в основном бандиты и убийцы.
«Обидно, да? – жаловалась она мне. – На собранные мной деньги выкуплены десятки людей, а меня выкупить некому. Меня арестовали случайно, когда я просто гуляла в Мадриде по набережной. Было жарко, я сняла ненадолго перчатки, а кто-то из прохожих углядел, что v меня нет персонального кода. Вот так меня и сцапали!»
Наши беседы занимали нас настолько, что мы иногда делали ошибки в работе и перескакивали па одно-другое место назад. Но нас это мало огорчало, потому что стоило одной попасться, как другая следом специально допускала какое-нибудь мелкое нарушение, и мы снова оказывались сидящими друг против друга. Но порой, чтобы «осы» не заметили нашей неразлучности, мы ненадолго расходились, сбивая их с толку: либо Мира, либо я застревали позади на неделю-другую и только издали с тоской переглядывались. Но «осы» были настоящими пред клонами; они могли думать только о том, что происходит сейчас перед их глазами, а сопоставить события, разделенные во времени, у них ума не хватало: постоянная злоба и психическое напряжение не оставляли им сил для размышлений. Выдержав паузу, мы снова оказывались вместе и тут же начинали наши нескончаемые беседы.
Проходил этап за этапом, и с каждым из них мы продвигались в центр цеха. В центре было тепло, хотя работа была намного сложнее и требовала уже серьезного внимания: тут шла сборка электронной начинки персоников, и каждая ошибка не просто отодвигала нарушителя назад, но сбрасывала его влево на десять-двадцать мест. Нам пришлось немного сократить наши разговоры за работой. Зато уж во время еды мы болтали не переставая, наши пальцы дрожали как листья двух осин на ветру.
Вскоре мы задумались, а что же нам делать дальше? Продвигаться вконец цеха, где находилась привилегированная часть «трудовых пчел», или нет? Выяснилось, что мы обе питаем отвращение к Реальности, но хотели бы смотреть новости. Обдумав все за и против, мы решили продвигаться к новостям и там остановиться. Я не знаю, сколько нам понадобилось для этого времени, наверное несколько педель, но в конце концов этого поощрения мы добились – одновременно оказались на местах, перед которыми на конвейере проплывали уже готовые персоники. Нам выдали наушники, и мы должны были проверять качество этих персоников. Сначала мы видели оригинальную передачу новостей, а затем на персоники передавалось их повторение, записанное в местной студии. Наша задача была в том, чтобы пометить особыми наклейками те персоники, изображение или звук в которых были некачественными.
С ужасом мы узнали, что провели на Белом уже больше года: мы попали сюда прошлой осенью, а сейчас шла уже вторая зима. Мы немного попереживали по этому поводу, вспомнили наших близких, а потом утешились. Теперь наш мир расширился: мы смотрели новости, обсуждали их и даже иногда спорили. Мира, например, недоверчиво относилась к российской политике и склонна была отчасти верить тому, что в новостях говорилось о России и её царе. По-моему, она только в этом вопросе и доверяла отчасти официальным новостям, я же не верила ничему. Но мы учились слушать и смотреть, стараясь угадать и собрать крупицы правды из этого потока лжи. Так, например, в новостях говорилось, что постройка новой плотины предотвратила наводнение в Скандинавии, а в следующей передаче сообщалось, что Мессия пожертвовал из своих личных средств миллион планет на палатки для пострадавших от наводнения в Скандинавии.
Этой весной, приход которой мы смогли заметить только по новостям, случилось нечто совершенно непредвиденное. В вечер них новостях существовала короткая передача под названием «Поможем найти и разоблачить врагов Мессии». В ней показывали портреты скрывающихся политических преступников и всем, кто о них что-либо знает, предлагалось немедленно сообщить об этом Надзору за крупное денежное вознаграждение. К этой передаче, когда она транслировалась из местной студии, специально для «пчел» делалось дополнение: «В этой акции могут участвовать заключенные. 15 случае помощи в поимке крупного преступника заключенный может быть освобожден от наказания немедленно». И вот однажды я увидела на экране персоника свой портрет. Это была фотографии, которую когда-то сделал ди Корти-младший: я сижу на диване на его террасе в бабушкиной черной комбинации с широкими кружевами и улыбаюсь в объектив. Мира не обратила внимания ни на передачу, ни на мой портрет. Я сначала ничего ей не сказала, но потом устыдилась своего недоверия и предупредила ее, чтобы во время повторения передачи новостей она обратила внимание на передачу «Поможем найти врагов», а в ней – на мою фотографию. Мира вначале меня не узнала: мало того, что я теперь была лысая, как коленка, я еще и выглядела, видимо, намного старше, чем тогда… Но вглядевшись, она написала: «Да, это ты. А ты была красотка! Что тюрьма с людьми делает!» Я ей ответила: «На себя посмотри!» Мира чуть улыбнулась и ответила: «И не дай Бог увидеть даже во сне! Ты была хороша собой, но зато теперь выглядишь значительно умнее, – а потом продолжила: – И как, по-твоему, мы можем это использовать?» Я очень удивилась: «Как МЫ можем это использовать, я не знаю и не представляю. Как ТЫ – знаю, но тоже не представляю. Ты же не донесешь на меня!» И тут моя дорогая подруга Мира начинает задумчиво вычерчивать своим тонким пальчиком: «А почему нет? Почему бы и нет?» Я ей телеграфирую: «Ты с ума не сошла?!» Она отвечает: «Нет! И пока это не случилось с нами обеими, надо из этой ситуации получить максимальную пользу. Может быть, даже вырваться отсюда. Думай, Сандра, думай!» У Миры на лице появилось сосредоточенное выражение и не сходило несколько дней. Признаюсь, что несколько раз сомнения на ее счет подкрадывались ко мне, хотя я тут же их отгоняла: Мира не предаст. Но о чем же, в таком случае, можно так сосредоточенно размышлять? Она почти не вступала со мной в беседы и не отреагировала даже на заявление Мессии о том, что на планете уже давно не используется труд заключенных. Впрочем, это сообщение промелькнуло только раз в вечерних новостях, а потом, при повторении, в местной студии его вырезали, так что и обсуждать стало нечего.
142 
