очень нудно 
41 
Все, что произошло потом, Машков и воспринял-то не иначе, как наказание Господне. Не успел он спрятать награбленную добычу, а около него уже стояла Марьянка.
– Что это у тебя? – крикнула девушка, пиная сапогом узел.
Сердце ее радостно билось от облегчения, что жив Иван живехонек, но голубые глазищи все равно опасно поблескивали.
– Мне бы унести все это надобно! – попытался возразить Машков.
– Развязывай!
– Но, Марьянушка, я просто хотел спасти эту красотищу… от варварского обращения!
– Ага! Развязывай!
Они воинственно топтались друг против друга – огромный широкоплечий казак и нежная девушка в мужском наряде. Поглядывали, словно два голодных волка, готовых наброситься на противника из-за тощего зайца…
– У нас война, а не абы что! – в отчаянии выкрикнул Машков, заслоняя собой огромный узел.
– А ну, шагай в мечеть! – холодно приказала Марьянка.
– Что ты сказала?
– В мечеть шагай!
– Да не был я в мечети. Голубка моя, роза моя, послушай же…
– Все кончено, Иван, – перебила его Марьянка. – Я сейчас же иду к Ермаку, рву на себе рубаху и признаюсь в том, что девка, – Иван попытался ухватить ее за руку, но девушка проворно вырвалась. – Оставайся там, где ты есть! – крикнула она. – Ты мне больше без надобности!
– Да иду я, иду в мечеть! – в отчаянии отозвался Машков. – Видишь же… иду. Марьянушка, стой! Ангел мой, стой…
В мечети он вновь нос к носу столкнулся с попом. Тот за это время успел вытащить из какого-то закутка своего «исламского коллегу по работе», с удовольствием влепить несчастному звонкую затрещину, выясняя, где нехристь басурманский спрятал сокровища. Грозный поповский бас пугал не меньше подзатыльников, щедро отвешиваемых мозолистой дланью божьего человека.
– Сын мой… – ласково-преласково пропел отец Вакула, завидев возвращающегося Машкова. – Истинный христианин всегда жертвует церкви все самое лучшее!
В благодарность он растроганно обнял Ивана, при этом в отместку пребольно укусив за ухо. Иван только скрипнул зубами и оттолкнул от себя попа.
А потом Вакула увидел Марьянку.
– Борька, – усмехнулся священник, мигом сообразив, кто надоумил Машкова вернуть всю добычу. – Тебя ждут великие дела, ежели ты и впредь меня своей милостью не забудешь.
В тот вечер казаки были счастливы. А что? Добыча знатная попалась, городишка этот Чинга-Тура для зимовки вполне подходит. В округе жратвы на всех хватит. Маметкуль со своей конницей раньше весны не объявится, можно уж и отдохнуть от перехода через Урал, а после того, как снег сойдет, разобраться с царьком Сибирским, взять на копье город его золотой…
– Я сделал все, как ты наказывала, – сказал в тот вечер Машков. Они поселились вместе с Ермаком в доме князька Япанчи и теперь сидели на диване, покрытом китайскими шелками. Из соседних палат раздавалось сдавленное хихиканье, глубокие вздохи и отрывистые вскрики. Ермак развлекался с молоденькой татарочкой. А Машков страшно ему завидовал.
– Когда ж ты, наконец, сделаешь то, что я хочу? – жарко выдохнул Иван.
– А что ты хочешь, старый медведина?
– А ты послушай, что у них там делается, – вздохнул Машков.
– Слышу, птички какие-то чирикают, – усмехнулась Марьянка. – Что ж еще?
– А ты посмотри-посмотри на этих птичек, – скорбно хмыкнул Иван. – Сама такой птичкой стань…
Она чуть подалась к нему, обхватила его голову руками и поцеловала. Машков закрыл глаза, обмер, почти забывая дышать от счастья.
За минуту невыразимого блаженства плачено годом мучений… Для Машкова первый поцелуй Марьянкин стоил сотни осанн церковных. Но только он подумал, что растаял, наконец, лед в ее сердце, только начал рукой рвать ворот ее рубахи, как Марьяна оттолкнула его от себя и грустно покачала головой.
– Нет, Иванушка, – прошептала тихо, нежно, но очень решительно.
– Ты ж меня до смерти замучаешь! – простонал Машков. – Повсюду люди победе над ворогом радуются, на горах добычи сидят, а что мне осталось? Поп, висельник поганый, все под себя подмял!
– А ты хочешь таким же висельником стать, да, Иван?
Машков молчал. Марьянка поправила рубаху, пояс. Машков закатил глаза. «Кто ж такое выдержит? – тоскливо думал он. – Если бы я так не любил ее, я б разорвал девку. Но тогда все, конец всему».
По улицам Чинга-Туры с пением расходились по домам казаки…
– Мы еще уничтожим их! – обещал Кучум. – Пусть вот только зима пройдет. Будем гнать их прочь, словно зайцев!..
41 
