17 
— Ничего себе! — глядя на последнюю полосу картинок сказал он. — Разве так бывает? А вообще-то бывает, — тут же сам себе бросил он и усевшись на стул, натянул резиновые сапоги, ярко-красные, на толстой рифленой подошве.
Дед уже стоял на крыльце. На нем был надет длинный плащ, в одной руке он держал палку, вечную свою спутницу на прогулках, а в другой — нераскуренную трубку, с которой тоже никогда не расставался, разве что на ночь.
— Ну что ж, пошли.
Огромный дог радостно выскочил на крыльцо и едва не поскользнулся. Но удержался. Затем поднял голову и стал принюхиваться.
— Что нюхаешь, Томас, — сказал Илья Андреевич, — пойдем, пойдем. Только дай я поводок пристегну.
Пес приблизился к хозяину, покорно подставил шею.
Карабин звонко щелкнул, и тогда Илья Андреевич потрепал пса по шелковистой холке.
— Ну, вперед — пойдем. Рядом, рядом!
Огромный дог был прекрасно выдрессирован и ни на шаг не отходил от хозяина без разрешения. Хотя в общем-то он был своенравным и довольно непокорным, подчинялся по любви. Во всяком случае, дом, если хозяева куда-то отлучались, можно было ему доверить — никто в дверь не войдет.
Постукивая когтями по бетонной дорожке, пес помчался в голубые сумерки, его хозяин и Витя направились к калитке.
— Куда пойдем, дедушка?
— Пойдем сходим подальше, пойдем к берегу. Потому что здесь, на пустыре, бегают коты. А Томас, когда видит кота; начинает сходить с ума. Побежит — не догонишь.
Коты — напасть, из-за них он вообще теряет голову.
— А чего так, дед?
— Как это чего, — удивился дед, — дог — охотничий пес, в нем живы инстинкты.
Огромному Томасу было четыре с половиной года.
У него уже имелись две медали — серебряная и бронзовая, привезенные с выставки в Калининграде. Илья Андреевич был уверен, что еще через год его Томас завоюет золотую медаль, обязательно завоюет. И когда домашние начинали спорить с Ильей Андреевичем о том, что содержание такого огромного кобеля обходится дорого, дед раздраженно махал рукой.
— Я его кормлю за свои деньги. Так что это не ваше дело. К тому же Томас очень хороший и умный пес.
И еще, я уверен, он завоюет парочку золотых медалей и о нем обязательно напишут в газетах.
Калитка скрипнула — мальчик, мужчина и дог оказались на улице, на старой, еще немецкой веерной брусчатке. Этот поселок с несколько странным названием Янтарный-2 стоял на этом месте уже несколько сот лет.
Все дома в нем были добротные, из хорошего кирпича.
А многие еще сохраняли на крышах красную черепицу.
Война этого поселка, носившего до сорок пятого года немецкое название, даже не коснулась. Взрывы отгремели рядом с ним, хотя по брусчатке туда и назад, не один раз, лязгая гусеницами, скрежеща и ревя двигателями проносились танки. Но брусчатка, как и поселок, приобретший новое название — Янтарный, выстояли. Он находился в двенадцати километрах от Калининграда. Местные жители, правда, Калининград по старинке называли Кенигсбергом или по-простому Кенигом. Поселок был небольшой — сто сорок пять домов, новых не строили. В поселке имелась остановка. Сел в автобус и минут через двадцать пять окажешься в Калининграде. И ровно за такое время можно было добраться из Калининграда до Янтарного.
С моря дул влажный, пропахший водорослями ветер.
Илья Андреевич повернулся к нему спиной и принялся раскуривать трубку. Он все делал обстоятельно, старательно и вскоре ароматный дым засвидетельствовал — трубка разгорелась как следует.
— Ну вот, теперь можно идти дальше.
Был уже седьмой час. Смеркалось. На деревьях — а все дома поселка утопали в садах — поблескивали созревшие яблоки, и время от времени Налетавший ветер гнал по брусчатке свежесорванные листья с кленов и яблонь.
— Осень, — прочувствованно сказал Илья Андреевич, обращаясь сам к себе.
— Что ты там говоришь? — поинтересовался Витя.
— Я говорю — осень наступила.
— Так она уже, дедушка, целый месяц как наступила. Я считаю, как пойдешь в школу, так и осень.
— Это ты точно говоришь. Только вот комиксы свои бросил бы. Я говорю-говорю твоим матери и отцу, чтобы не возили тебе эти дурацкие книжки. Ты от них оторваться не можешь, лучше бы читал что-нибудь хорошее.
— Что например?
— Ну, «Робинзон Крузо» Дефо.
— Так я его читал уже два раза.
— Ну, тогда Стивенсона.
— И Стивенсона я читал.
Илья Андреевич задумался.
— Что, у вас все в школе комиксы смотрят?
17 
