82 
– Сколько? – машинально спросил Эрик.
– Десять долларов и плата за номер в гостинице. Нельзя терять невинность на улице – после этого теряешь уважение к себе.
– Справедливо, – откликнулся Эрик, не останавливаясь. С приближением ночи уличные торговцы-робанты с тележками и корзинами с тамалем – толченой кукурузой с мясом, наперченным чили, – постепенно исчезали вместе с привычной дневной толпой зевак и пожилых американских туристов. Их сменяла другая публика. Вот мужчина, торопясь куда-то, грубо оттер его в сторону; совсем рядом протиснулась девушка в тесной, чуть не расходящейся по швам, юбке и свитере, коснувшись на миг его своим телом, словно бы на этот миг они стали одним целым. Но девушка тут же исчезла в ночи. Несколько развязных мексиканцев в меховых куртках с отворотами надвинулась на него: они как рыбы жадно разевали рты, словно задыхались в поисках чего-то, остро необходимого; тоже, наверное, под кайфом. Эрик предусмотрительно отошел.
В этом городе, где все разрешено и можно достать что угодно, чувствуешь себя как Вергилий в своем излюбленном детском королевстве – бэбиленде. Как будто находишься в центре вселенной, где любая вещь, словно игрушка в кроватке младенца, в пределах досягаемости, стоит только протянуть руку. Но билет в бэбиленд стоит дорого, плата за него – отказ от взрослого состояния, то есть, собственно говоря, от всего, что ты есть. И все же Эрик любил это место. У многих Тихуана вызывала отвращение, но только не у него. Заблуждение считать Тихуану скоплением пороков. Беспокойные, слоняющиеся по городу стаи самцов в поисках Бог знает чего, даже не догадывались, что их гонит природа и инстинкты – подсознательный зов самой протоплазмы. Это неотступное беспокойство когда-то вывело жизнь из воды на сушу, и теперь, превратившись в сухопутных млекопитающих, они продолжают слоняться по улицам в поисках незнамо чего.
Перед Эриком возникла вывеска салона татуировок. Сквозь прозрачную витрину было видно, как художник орудует электрической иглой, чуть касаясь кожи, рисует на теле причудливый узор.
Эриком внезапно овладел новый приступ мазохизма. Что бы такое изобразить на себе в память об этом времени? Что бы утешило его в предстоящие годы невзгод и лишений?
Он вошел и сел в кресло.
– Вы можете нарисовать... – он задумался. Хозяин продолжал трудиться над горой мышц солдата ООН, который тупо и бессмысленно смотрел перед собой.
– Выберите в альбоме, – сказал хозяин.
Эрику передали громадный альбом, который он раскрыл наугад. Женщина с двойным бюстом – на каждой груди помещалось целое высказывание. Космический корабль, изрыгающий столбы пламени из дюз. Эрик сразу вспомнил о себе из две тысячи пятьдесят шестого года, просьбу которого так и не удовлетворил. «Пусть это будет татуировка „За ригов“», – решил он. Чтобы ни у кого не вызывала сомнений его политическая приверженность, когда его в очередной раз задержит жандармерия. И тогда уже не надо будет принимать никаких решений: его просто поставят к ближайшей стенке.
Кто-то упрекал его в жалости к себе. А существует ли вообще самосострадание? И есть ли смысл в этом слове? Не часто приходилось о нем слышать.
– Ну что, выбрал, приятель? – спросил хозяин, покончив с клиентом.
– Вы можете написать на груди: «Кэт больше нет»? Сколько это будет стоить?
– «Кэт больше нет?» А что с ней?
– Ну, напишите «Кэт умерла».
– Значит, умерла, – автоматически повторил хозяин тату-салона. – Умерла от чего?
– От болезни Корсакова.
– Как вы сказали? – татуировщик взял ручку и блокнот.
– Слушайте, где можно достать наркотики? Настоящие наркотики.
– Ну ты даешь, парень. Не туда пришел. В аптеке напротив, конечно, – здесь занимаются только росписью по мясу.
Эрик вышел из салона, снова погружаясь в водоворот уличной кутерьмы. В витрине на противоположной стороне улицы торчали протезы и костыли. Эрик открыл дверь и подошел к прилавку.
– Чем могу помочь? – обратился к нему седовласый аптекарь респектабельной наружности.
– JJ-180, – Эрик положил на прилавок пятидесятидолларовую бумажку.
– Сто долларов США, – сказал аптекарь, посмотрев на деньги.
Эрик добавил пару десяток и две пятерки.
Аптекарь вышел и вернулся со стеклянным пузырьком, в котором болтались несколько капсул. Взяв деньги, он мелодично звякнул старинной кассой, выбил чек и положил деньги в лоток.
82 
