127 
А в один прекрасный день Евдокия Петровна, матушка Кости, попросила меня разобрать антресоли, куда уже много лет складывали разный мало нужный хлам. Я забралась на антресоли и, скорчившись там в три погибели, разбирала вещи, называя их и показывая сверху Евдокии Петровне. А она сидела внизу на стуле, как императрица на троне, и давала мне «руководящие указания»: «Это выбросить. Это возьмите себе на память о Косте. А это пусть еще полежит».
И вот в самом углу антресолей нахожу какой-то мешок. Развязываю его, а в нем старенькая наволочка, но чистенькая, как все в руках Евдокии Петровны. Лезу в нее — какие-то зерна. Пшеница, что ли?
— Тут какой-то мешок! А в нем наволочка и в ней, по-моему, пшеница.
Тут Евдокия Петровна даже со стула вскочила:
— Что? Пшеница в наволочке? Не может быть! Неужели она сохранилась? Боже мой! Знаете, Эмма, что это за пшеница?
Я мигом переползла на край антресолей и свесила вниз голову: Евдокия Петровна рассказывала всегда потрясающе интересные вещи.
— В конце войны, когда блокада уже давно кончилась, но все равно было голодно, мне удалось достать мешок пшеницы. Я молола ее на кофейной мельнице и варила нам с Костей кашу и даже пекла лепешки. Эта пшеница нас тогда очень выручила. А потом жить стало легче, и мы перестали ее есть. Кто-то предложил отдать ее крестьянам на рынке, обменять на что-нибудь. Но я не могла на это решиться. «Дай Бог, чтобы не понадобилась, но пусть лежит. На черный день». Вот она и лежит с тех пор с сорок четвертого года.
Я слушала, механически пересыпая зерна в ладонях.
— Так что же с ней делать? Что вы теперь скажете?
— То же самое. Дай Бог, чтобы не понадобилась, но пусть лежит.
— Понятно.
И я потащила мешок в ту сторону, куда откладывала нужные вещи. Уже хотела его завязывать, как вдруг увидела что под наволочкой с зерном лежит еще какой-то небольшой полотняный мешочек Заглянула я в него — и давай хохотать! Чуть-чуть с антресолей не свалилась, слова выговорить не могу. А Евдокия Петровна внизу волнуется:
— Что вы там еще раскопали, Эмма?
— Евдокия Петровна, голубушка. Как вы говорите? «Дай Бог, чтобы не понадобилось, но пусть лежит на черный день»? Тут я нашла еще кое-что, что дождалось своего «черного дня».
Сушеный лук!
И я сбросила прямо ей на колени мешочек с сухим луком.
Тут и Евдокия Петровна начала смеяться так, что у нее из глаз слезы покатились, как будто лук был не сушеный, а свежий.
А было это, мои милые, в 74-м году, когда наш мэр Романов объявил очередной «Ленинградский эксперимент». Он тогда заявил, что Ленинградская область сама может обеспечить город всеми овощами, и строжайше запретил ввозить овощи из других областей и республик даже на рынок. В результате за год такого «эксперимента» сам он получил еще один шанс продвинуться в Политбюро, а город остался без картошки, без капусты, без моркови и, главное, без лука. Лук на рынке, если и появлялся, то раскупался мгновенно. И цены были сумасшедшие — по восемь-десять рублей за килограмм! Конечно, ни у меня, ни у Евдокии Петровны на кухне луком давно уже не пахло. И вдруг — такое богатство?
Разделили мы этот сухой лук на части, сложили в пакетики, а потом я села на телефон и стала обзванивать наших общих знакомых и моих подруг:
— Привет! Как у вас обстоят дела с луком? Сколько без него обходитесь? Месяц? Два месяца? А вас интересует лук урожая сорок четвертого года? Тогда приезжайте и забирайте.
Люди приезжали и, узнав в чем дело, тоже хохотали до слез. Вот такими счастливыми луковыми слезами мы еще раз проводили нашего Костю. И на наших кухнях, на зависть соседкам, снова запахло луком. Луком военных лет.
Как и следовало ожидать, после рассказа Эммы женщины, даже Валентина, сказали несколько недобрых слов в адрес «кремлевского ленинградца» Григория Романова. Но автор не решается привести их высказывания, чтобы его снова не обвинили в «распространении заведомо ложных клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй».
А потом все повернулись к Иришке:
— Ну, давай, Иришка! Тебе заканчивать наш Декамерон. Не подведи!
История десятая,
рассказанная секретаршей Иришкой. Это история про женщину, которую прозвали Счастливой Марией, и немного о всех счастливых женщинах России
127 
