Он сильнее и сильнее впивался в ее губы, и уже совсем не понимая, что делает, она обвила руками его шею и крепче прижалась к нему. Будто боялась, что он прервет поцелуй.
Где-то высоко над их бездумными головами проворчал гром, но они не услышали его. Вскоре тяжелые дождевые капли заплясали по их головам и плечам, а потом поползли по разгоряченным лицам.
Последний глоток его поцелуя был жадным и нетерпеливым. А потом был мучительный разрыв, и Кристине показалось, что от ее сердца безжалостно оторвали самую его счастливую частичку, и все ее существо вмиг лишилось источника блаженства.
Она широко распахнула полные недоумения глаза и, все еще слабо осознавая, что произошло, почувствовала, как он схватил ее за руку, другой рукой подобрал с камня ее босоножки и потащил за собой.
– Бежим, – решительно скомандовал он.
– Куда?
– К машине. Пока не разразилась гроза.
– А откуда ты знаешь, что будет гроза? Может, это обычный дождь? – не унималась она, пытаясь на ходу перевести дыхание.
– Знаю. Мой внутренний барометр сообщил мне об этом.
– Ты что, так сильно боишься грозы? – снова спросила она, удивляясь, что сама так быстро перестала ее бояться.
Он резко остановился, повернулся к ней и взял за плечи. Они стояли на узком бетонном мостике, переброшенном через ручей, стекающий в реку, над которым склонилось, широко раскинув могучие ветви, старое дерево бодхи. Дождевые капли, как отчаянный джазовый пианист, с силой ударяли по широким, похожим на сердечко листьям, заставляя их петь задорным многоголосьем.
– Нет, ни дождя, ни грозы я не боюсь, – сказал он, заглядывая в ее протрезвевшие, удивленные глаза. – Но я боюсь многих других вещей.
– И каких же? – спросила она, чувствуя, как под его взглядом у нее перехватило дыхание.
– Я боюсь... – В его глазах появился насмешливый блеск. Заметив, что она с нетерпением ждет его ответа, он помедлил и, наконец, добавил: – Я боюсь... мышей.
– Что? Ты боишься мышей?
– Да, – ответил он серьезно. – А еще я боюсь пауков.
– Ты обманываешь! – воскликнула она. – Ни за что не поверю, что ты боишься мышей и пауков! Они ведь такие маленькие и беззащитные. Как их можно бояться?
Она с недоверием уставилась ему в глаза.
– Правда, – сказал он. – Я очень их боюсь.
Она не удержалась и звонко рассмеялась.
– Выходит, ты пустился теперь в бегство, потому что мимо пробегавшая мышка пощекотала тебе пятку?
Он тоже рассмеялся. Потом неожиданно подавил смех, уронил на бетон моста ее босоножки и взял в ладони ее лицо.
– Я боюсь красоты, которая может свести с ума. Я боюсь страсти, которая может испепелить. Я боюсь любви, которая может вознести под небеса и столкнуть в бездну ада. И еще я боюсь, что не смогу жить без этих трех. Вот какой парадокс.
Она сначала слегка опешила от его слов, потом, вздохнув, опустила глаза. Конечно, она слишком хорошо понимает, о чем он говорит, но у него, в отличие от нее, нашлись силы, чтобы образумиться и вспомнить, чего следует бояться. А у нее все вышло наоборот: вместо того, чтобы бояться, она только огорчилась оттого, что он прервал поцелуй.
– А ты уже насквозь промок, – тихо заметила она и провела рукой по его мускулистому плечу, которое очень сексуально облепила тонкая мокрая рубаха.
– И ты тоже.
Его взгляд скользнул по ее груди, и он заметил, как под мокрой тканью платья выступают соблазнительные бусинки ее сосков. И вся она – промокшая, хрупкая, с огромными, круглыми, удивленными глазами, слегка розоватыми от румянца щеками и беспорядочно разметавшимися по плечам прядями волос – просто создана для того, чтобы погубить его.
Это страсть или любовь? – мысленно спросил он себя и, тяжело вздохнув, перевел взгляд.
– Пойдем в машину, – наконец сказал он. – Там сухо.
Пока они бежали к машине, небо так плотно затянуло тучами, что оно слилось с землей, и день стал похож на серебристо-серые сумерки, прошитые нитями дождя. В вышине полыхали молнии, за которыми следовали трескучие, оглушительные раскаты грома.
В машине оказалось сказочно уютно: сухо и чисто. Кристина плюхнулась на упругое сиденье.
– Черт, как хочется стащить с себя это дурацкое мокрое платье, – не подумав, сболтнула она.
Он лукаво покосился на нее.
– С удовольствием помог бы тебе, если бы мы были сейчас где-нибудь посреди пустыни.
По его глазам она поняла, что он не шутит, и решила сменить тему.