154 
Снова замелькали ветки над головой, зачавкала красная глина под копытами. Кавалькада растянулась по дороге, все молчали. Тропа следовала за извилистым руслом Кривухи, то приближаясь к нему, то теряясь в кустах, но шум быстро текущей воды был слышен постоянно. Нога болела не сильно, фельдшер прав, так можно долго проходить, прежде чем поймешь, что дело труба. Надо же, вроде вот так, как булавкой укололо, а я уже по частям помирать начал.
Лошадей не щадили, хоть и старались не загнать. Фельдшер явно торопился доставить меня в устье реки, где должно было встать на якорь второе дежурное судно, на котором как раз и оборудован лазарет, на который теперь у меня вся надежда. Шелестела листва над головой, глухо топали копыта, шумно дышала лошадь подо мной.
На привале Слава в очередной раз осмотрел место укуса, поморщился. Но сказал что пока терпимо, должны успеть, чем обнадежил. Затем снова скачка, снова короткий привал и опять скачка. В конце-концов взмыленных лошадей вынесло на берег, на то самое место, с которого мы высматривали турецкую яхту. Василь отчаянно засвистел в свисток, с борта сразу отвалила лодка с двумя матросами на веслах. Обратно они гребли так, что весла скрипели и гнулись. Трап, чья-то протянутая рука, деревянный стол подо мной, а сверху застекленный потолок, через который льется яркий солнечный свет, влажная тряпка, упавшая на лицо и закрывшая рот и нос, чей-то голос: «Дыши глубоко, все будет хорошо». Все. Темнота.
Не знаю, сколько меня штопали, но очнулся я от свежего ветерка и звука негромко плещущейся у борта воды. Огляделся – я на палубе. В рубахе но без штанов, нога туго перемотана белоснежным бинтом.
– Очнулся? – послышался голос Василя.
– Вроде бы, – обернулся я к нему. – Слава где?
– К отряду отбыл, – кивнул он в сторону берега. – А с тобой все нормально будет, сказали. Лишнее отрезали, нужное стянули. Шрам только будет, говорят. Ну и дураком тебя назвали, не обессудь.
– Чего это? – не очень искренне возмутился я, потому как думал о себе примерно так же.
– Сразу надо было в город, как черноту увидел, – ответил он, поднимаясь с палубы и пересаживаясь на канатный ящик. – Такое только от укуса бородатой бывает, даже дети знают. Видать тебе и вправду сильно память отшибло.
– Да не было у нас бородатых гадюк, как мне кажется, – изобразил я работу мысли на лице.
– Ну вот и познакомился, – усмехнулся Василь.
– Ты мне вот что скажи, – начал я, попутно подтянув к себе ранец и вытащив из него штаны. – С племенем что?
– С племенем? – переспросил он. – С племенем все хорошо, нет больше племени.
– Как нет? – удивился я. – Я же сам видел, что как мужиков постреляли, остальные начали падать и пощады просить.
– Ну да, начали, – кивнул Василь. – Баб молодых и детей сейчас соберут, отгонят в Новую Факторию, там всех осмотрят и по дальним островам развезут, всех в разные места. Детишек, какие не порченные еще, сразу в школу. Вообще в степь еще сколько-то «негров» смылось… не немного, там их тоже хорошо прижали. Угрозы не будет больше, это точно, пока дороги безопасны будут.
– А кто постарше?
– Прогонят, толку-то с них, – махнул он рукой. – Пусть живут как хотят, угрозы уже нет, племя вымерло.
– А выживут?
– Не знаю, – равнодушно ответил Василь. – Если жить будут тихо, то может и выживут. Но вряд ли, туда другие племена придут наверняка, добьют всех.
Вот так, а вот и суровая действительность. К этому тоже привыкать надо, как я понимаю, «век гуманизма» здесь пока точно не наступал, пока сплошной практицизм. С другой стороны… грабили и убивали их мужчины в пользу всего племени, и все племя этим пользовалось. А теперь все племя и отвечает, вопрос решен радикально, зато наверняка. Гуманизмом здесь и не пахнет, а пахнет коллективной ответственностью. С людьми дикими, теми, о который преподобный Савва сказал: «Но что делать с теми, кто далек от дома нашего Закона и кто его презирает? Теми, кто руководствуется простым инстинктом: хочу – дай. Не даешь – украду. Не могу украсть – убью и возьму». На них ведь, таких простых, только простые меры и действуют. Вот такие как сегодня. Или как у Ермолова были. Или как взять всех – и выселить. По крайней мере, в те времена, когда власти умели поступать так, проблемы решались. А потом они только заметались под ковер или накапливались, но не решались никогда. И ты узнаешь, что вроде ты и у себя дома, но уже ни разу в нем не хозяин из-за пригретых таких вот наивно-вороватых маленьких, но страсть каких гордых народов, скорее даже племен. Которых почему-то нельзя обижать.
154 
