Теперь мы знаем, сколько дырок можно проделать в Альберт-холле

На исходе 1968 года руководители «Центра мертвых» по причинам и тогда-то непонятным, а теперь уж и вовсе покрытым забвением, договорились с «Битлз» отправить им в Лондон образцы психоделиков.

Что-то вроде культурного лендлиза, рукопожатие через океан и всякое такое.

Нас было тринадцать человек – хиппи, горлопаны, мегеры, Ангелы преисподней со своей командой, несколько серьезных менеджеров с кучей проектов и предложений и один Веселый проказник без каких бы то ни было конкретных целей.

Я был счастлив исчезнуть из Соединенных Штатов, где только что вышла книга обо мне и моих кислотных дружках, так что я постоянно ощущал себя в свете прожекторов, которые жгли как ультрафиолет. Напряжение, создаваемое этим вниманием, пугало и одновременно возбуждало меня, так что мне надо было от него передохнуть, пока я к нему не пристрастился. Только попадите в луч такого прожектора, и вы никогда не забудете этого ощущения. С вами внезапно начинают происходить перемены, вас выделяют, возвышают, вы забываете о дешевом страхе перед сценой и устремленными на вас дотошными взглядами Жар этого луча растворяет нерешительность и застенчивость. Их место занимают легкость и ощущение власти. Единственное, что можно с этим сравнить, это автомобильные гонки. Сонная протоплазма внезапно достигает совершенства Брюса Ли, превращая человека в дракона. Однако у всего есть и своя оборотная сторона, не так ли? Если вы зайдете с противоположной стороны этого прожектора и оттуда взглянете на сияющую звезду, то увидите крестик на линзе этого телескопа и нарезки на стволе – Кеннеди… Кинг… Джоплин… Хемингуэй…

В общем, мы вылетели в Лондон, проведя весь полет исключительно под кайфом. Однако когда DC-8 начал пробиваться сквозь густой английский туман к аэропорту, все вдруг поняли, что наши трансатлантические шуточки могут обойтись нам серьезными неприятностями на таможне, а то, что невозможно выкинуть, лучше проглотить.

И вот мы подплываем к столу таможенника – чертова дюжина американцев с квадратными глазами – в коже, мехах, ковбойских шляпах и прочих стремных прибамбасах. Усталый таможенник горько вздыхает при виде нас, а затем в течение трех часов производит досмотр наших вещей, включая цилиндры двух Харли. Уже далеко за полдень флотилия наших такси, эскортируемая на мотоциклах Ангелами – Старым Бертом и Сэмом Сматерсом, направляется в сторону Лондона. Когда мы добираемся до «Яблока», вокруг уже сгущаются холодные серые сумерки.

У дверей стоит небольшая группка правоверных, на лицах которых написано лучезарное терпение почтительных паломников. Фриско Фрэн, высокая тридцатипятилетняя блондинка, испытывающая нежные чувства к Старому Берту и его новому Харли, в норковом манто за шесть тысяч долларов, накинутом поверх грязных джинсов и футболки, окидывает взглядом собравшихся фанов, переводит его на белоснежное здание и замечает:

– У меня такое ощущение, словно мне предстоит аудиенция у Папы Римского.

В вестибюле нас встречает ангельского вида администраторша, награждающая всех мужчин развязной улыбочкой и вручающая тисненые приглашения. Она похожа на Лулу из «Сэру с любовью». Созвонившись с кем надо, она пропускает нас наверх в холл № 2, где тусуются рок-н-рольные менеджеры – англичане, янки и даже один лягушатник – они обнимаются, машут по рок-н-рольному руками и выпендриваются друг перед другом. Затем мы входим в устланный пурпурными коврами бастион холла № 3, где наконец появляется Джордж Харрисон. Он пожимает всем руки и ведет нас в самое сердце «Яблока» – через бесконечные кабинеты и петляющие коридоры, увешанные золотыми дисками, в огромную звукозаписывающую студию в самой сердцевине здания, напоминающую святилище капитана Немо в исполнении Диснея, и наконец к лестнице, ведущей в большое помещение, в котором, как нам сообщают, мы можем жить. Все замирают, уставившись на накрытые столы: запеченные поросята, жующие яблоки, копченые индейки, сыры, хлеб, ящики с бутылками шампанского и пивом до самого потолка… все это приготовлено, как нам сообщают, для большой рождественской вечеринки. Старый Берт тут же бросает на пол свой обшарпанный спальник и задвигает его ногой под стол, ломящийся от жареных гусей.

  128