очень нудно 
52 
Он провел уже три ночи в неусыпном бдении. Имелись в виду, конечно же, ночи, свободные от дежурств. Слепому было очень интересно узнать, на что еще способен его закадычный друг-приятель Аркадий. Почему-то ему казалось, что дело не кончится похоронами московского журналиста в недрах угольной кучи. Впрочем, пока все было тихо: Аркадий исправно заступал на дежурства и так же исправно сдавал их Слепому. По ночам он, в отличие от своего сменщика, спокойно спал и, наверное, видел какие-нибудь сны, хотя внешне это никак не проявлялось, – Глеб проверял, заглядывая в окошко котельной.
Зазывать Слепого на собрание он тоже перестал, и это было одной из причин, по которой Глеб продолжал нести свои казавшиеся абсолютно бесцельными ночные вахты. Аркадий был по-прежнему ровно дружелюбен, весел и разговорчив, но в той тщательности, с которой он теперь обходил нескончаемые раньше разговоры о делах секты, Слепому чудилась скрытая угроза: что-то переменилось в их отношениях, и переменилось радикально. В какой-то момент Глеб решил, что обгоревший клочок журналистской карточки был подброшен в поддувало специально, для проверки, но это предположение уже не лезло ни в какие ворота.
С другой стороны, он был на сто процентов уверен, что ничем себя не выдал, и от этого перемены в поведении Аркадия выглядели еще более зловещими. Похоже, сменщик стал чем-то сильно мешать бородачу.
Глеб решил, что сегодняшняя ночь будет последней, проведенной им в бессонном бдении. В конце концов, сколько можно валять дурака, выслеживая Аркадия, который, принимая во внимание недавно совершенное им убийство, по простейшей логике вещей должен был стараться быть тише воды, ниже травы? Кроме того, вокруг больницы был целый поселок – почти гектар густо застроенной жилыми домами и различными общественными зданиями земли, на территории которого могли твориться и, скорее всего, творились интереснейшие вещи, особенно по ночам, в то время как Слепой сиднем сидел в кустах сирени, слушая доносившийся из котельной мощный храп своего сменщика.
Решение прекратить слежку за бородачом далось Глебу нелегко. Интуитивно он чувствовал, что больничная котельная является или вот-вот должна сделаться одним из важнейших узлов, в котором, как в центре паучьей сети, сойдутся тонкие нити причин и следствий происходящих в поселке не вполне ординарных событий.
Докурив сигарету до конца, он встал и приготовил на электрической плитке нехитрый холостяцкий ужин. Собственно, «приготовил» – это было не совсем то слово, поскольку денег у него не водилось вообще, и кормился он пока при больничной кухне, так что приготовление пищи состояло в основном из разогревания на старой алюминиевой сковороде остатков обеда. «Живу как при коммунизме, – иронически подумал он, брякнув сковородой о стол и взяв в руку щербатую алюминиевую вилку с закрученным в штопор черенком. – Ни жратвы, ни денег».
Пока он гонял по дну сковородки скользкие от растительного масла макаронины, солнце сползло за крышу морга, медленно, но неотвратимо, как яичный желток по стене, и в комнате сразу сделалось темно, грязно и убого, словно из нее вынули душу. Теперь обиталище Слепого походило на труп пожилой проститутки – так ему, во всяком случае, казалось.
Он отодвинул на край стола опустевшую сковородку и залпом, как лекарство, выпил стакан мутноватого чая, цветом и запахом напоминавшего отвар березовых веток, снова с тоской вспомнив о том, что на свете бывает такая чудесная вещь, как кофе, незаменимая во время ночных бдений. Откуда-то долетали приглушенные расстоянием звуки музыки – тишина здесь все-таки была феноменальная, и любой звук разносился на совершенно фантастическое расстояние. «Моцарт», – подумал Глеб и привычно удивился: откуда, черт возьми, он это знает? В этих звуках была какая-то привычная боль, словно он проездом заглянул в город своего детства и стоял на тротуаре, разглядывая свой дом, такой же, как раньше, и вместе с тем не такой, обветшалый, словно усохший, сделавшийся меньше и теснее… Звуки оборвались, словно отрезанные ножом (кто-то выключил радио), и на смену им пришло безголосое завывание какой-то поп-звезды. «Поп» – от слова «попа», – раздраженно подумал Глеб. – В смысле, задница." Он снова закурил… До наступления полной темноты оставалось еще часа полтора-два, которые ему предстояло скоротать в одиночестве и скуке, и он решил, что не мешало бы принять душ. Покуривая, он вышел из своей каморки, обогнул угол терапевтического отделения и через служебный вход вошел в здание.
52 
