65 
Фаддей вскинул глаза к небу, перевел на черные ели на обочине дороги, на бесконечный людской поток на старом Смоленском тракте. Потом взглянул на Дижу и молча кивнул головой.
– Вот почему мне непременно домой надобно! – выдохнул Дижу. – Чтобы с Мари и ребенком быть! Уж и не знаю, как она все пережила, беременная, да без мужа – и со стариком-отцом. Вот почему мне до Смоленска добираться нужно, отдохнуть и – в путь!
– Думаю, скоро уж доберемся до цели, – сказал Фаддей, махнув рукой в сторону покрытой снегом и льдом реки. – Скоро и сам Смоленск покажется…
– Может быть, – кивнул Дижу.
Вереница людей двигалась теперь по дороге гораздо быстрее, солдаты оживились, даже шуточки принялись отпускать. А потом толпа замерла, словно на преграду незримую натолкнулась.
– В ворота, что ли, не пускают, – растерянно пробормотал Фаддей. – Что ж они своим-то путь пушками перекрыли?
Начинало темнеть. Караульные на постах казались призраками, вооруженными пиками и ружьями, что охотятся за мирными путниками по нощным дорогам. Тени маковок церквей и колоколен проткнули вечереющее небо. Стены со следами недавнего еще штурма. Эдакий символ бессмысленности похода зарвавшегося Корсиканца, что читается куда яснее, чем письмена огненные, богом Саваофом на землю спущенные.
– Глянь-ка!
Дижу мотнул головой в сторону костерков, что разводили обреченные у темных стен захваченного города.
– Почему нас внутрь не пускают? Почему? – спросил он друга с видимым беспокойством.
– Не знаю, – растерянно прошептал Фаддей. – Они пропускают, но не всех. Странно…
Деревянный мостик был забит людьми до отказа. Все хотели прорваться в город. Дюжина вооруженных до зубов караульных перекрывала отступающей Великой Армии путь.
– Полевая жандармерия! – хмуро произнес Булгарин. – Они и не пускают. И я даже знаю, кому в город точно прохода нет. Таким солдатишкам, вроде нас с тобой, что командиров лишились да знамени. Таким голодранцам, как мы, в городе места не сыщется.
– Ну, со мной у них этот номер не пройдет! – зло отозвался Дижу. – Не пройдет!
– Считай, что уже прошел.
Кучка солдат в продранной одежонке с отчаянными криками попыталась взять мост штурмом. Раздались выстрелы. Трое сразу рухнули в снег. Еще залп. Ни один больше не поднялся. И тут же жандармы сбросили с моста окровавленные тела бывших своих сотоварищей по наполеоновским походам. И хладнокровно перезарядили ружья.
– Это не люди, это бесы сущие! – охнул Фаддей. – И те, кто им приказы такие раздает, тоже бесы!
– Ну, меня им не задержать, – прошептал Дижу, упрямо мотнув головой, обреченно даже как-то мотнув. – Я здесь топтаться всю ночь не намерен, не собираюсь тут замерзать и околевать с голоду тоже не хочу. Я войду в город, хотят они того или нет.
Фаддей заступил ему дорогу и проникновенно глянул камераду в глаза.
– Забудь об этом, дружище! Они пристрелят нас, как и тех несчастных! И без Смоленска обойдемся, камерад!
Глаза Дижу полыхнули. Он ухватил Булгарина за шинель.
– Нет, без Смоленска пропадем ни за понюх табаку! Здесь мы точно загибнем, черт побери! А если… если казаки налетят? Вряд ли они услышат, что ты им там по-русски кричишь, насадят на пику, как каплуна, и – конец. И уж поверь мне, вон те, – он ткнул пальцем в сторону смоленских жандармов, – на помощь не бросятся. Они вон с какой радостью своих же уничтожают.
Во что бы то ни стало Дижу решил попасть в город.
– Но ведь ты не увидишь свою Мари, если тебя здесь эти пристрелят! – в последний раз попытался Булгарин остановить друга.
– Я точно так же не смогу увидеть ее, если сдохну у стен Смоленска от голода, околею от холода или буду зарублен казаками. Булгарин, я же не дурак на них с голыми руками бросаться! Надо придумать, как нам проникнуть за ворота.
– Ах, придумать! Тоже мне Одиссей! Ну, и как придумывать будешь? Ой, дай-ка я сам угадаю! Ты смастеришь самого настоящего деревянного троянского коня, французишки твои запрыгают от восторга и втащат коня в город, да?!
– Ты что, Булгарин, неужели совсем на холоде мозги отморозил? – фыркнул Дижу. – Бредить начал оттого, что дела наши швах? – Рудольф покачал головой и продолжил как можно тише: – Тут не конь деревянный надобен, а пушечка! Эвон, артиллерию-то в город пропускают без заминок! Мы к канонирам примкнем. И жандармы не прицепятся. А мы молчком и протиснемся. Вот так-то!
– Да не выйдет ничего!
65 
