31 
Это она сказала по-французски, но грубо, и Анна, уловив интонацию, ответила в тон:
– Вторгается в пределы и покрывает их гигантскими шагами...
Императрица задула свечу и добавила уже в темноте:
– Приведи его ко мне. Только пусть сначала зайдет к господин Роджерсон. Он все знает.
Так началась новая служба Анны Протасовой при русской монархине. Служба странная, интимная и в общем-то паскудная, служба сводницы пробни...
5
Два месяца без Орлова пролетели в Царском незаметно. Утро обычно начиналось конными прогулками, а после обеда слушали итальянских певцов. Вечерами молодежь каталась на лодках. Двор веселился, устраивая маскарады, балы цветов, охоты. Императрица пребывала в добром расположении духа. Мужественный гвардейский офицер по фамилии Высоцкий, пожалованный во флигель-адъютанты, пока официально обозначен не был, хотя его роль с первой же ночи стала «секретом Полишинеля». Все ждали, как пойдут события, когда вернется Орлов... И он вернулся...
Перед вечерним раутом Екатерина шепнула Анне:
– Буде явится, оставляй его в тех мыслях, что не знаешь и не ведаешь, об чем спрашивать станет. Он сам-то не посмеет себя сразу обнаружить, начнет таиться, говорить обиняками...
Анну беспокоило то, что она утаила от государыни свои нередкие проходы через покои фаворита... А ну как сам расскажет...
Через пару дней Григорий пожаловал во фрейлинский флигель и, не спросясь, прошел к Анне. По разгневанному виду фаворита она поняла, что ему все известно и что вряд ли императрица скрыла ее участие в состоявшемся приближении нового флигель-адъютанта. «Отрицать, все отрицать, выражая покорность и преданность, напирая на родственные чувства и на благодарность как к благодетелю...» – такие мысли пронеслись у нее в голове.
Орлов прошел в середину комнаты и не ответил на приветствие. Екатерина ошибалась, полагая, что фаворит станет таиться и миндальничать.
– Вы, видать, забыли благодетеля свово, что решились на такое... – начал он.
Анна сделала удивленный вид и заплакала.
– Ежели я огорчила вас, то не знаю чем, и в чем я виновата пред вами.
– Об чем же тогда плачешь?
– Об том, что вы мною недовольны, и не желаете сделать милость – сказать в чем моя вина.
– А в том, что поступаешь негоже, сводя других со своими полюбовниками. Может, думала, что я не узнаю о твоем блядстве?.. Коли сама была в него влюбивши, так зачем отдала предмет свой? Али не ведаешь, что так только мерзкие девки да потворенные бабы делают...
И вот это он сказал зря... Анна и сама чувствовала себя в тех рангах, в коих трактовал ее Григорий. Но одно дело – собственное понимание неблаговидности совершаемых поступков и совсем другое, когда кто-то со стороны тычет это тебе в глаза. Раздумывая о себе, Анна утешалась мыслью, что де она человек подневольный и должна исполнять приказания по присяжной должности своей. Кто ее упрекнет более самой, неужто он?.. Первостатейный юбочник и развратник, граф на содержании?.. Эти мысли вихрем промелькнули у нее в голове, и гнев застлал глаза. Она уже открыла было рот, чтобы высказаться, но опамятовалась. Будто печная заслонка задвинулась в ее сердце. И с этого момента граф Григорий Григорьевич Орлов, сродник фрейлины Протасовой, которому она никогда не отказывала, нажил себе в ее лице еще одного и довольно опасного врага. Она недобро глянула из-под ресниц на фаворита, но, выполняя наказ государыни, продолжала принятую линию поведения.
Понял ли Григорий, что переборщил в разговоре с той, что находится в опасной близости к императрице, нет ли?.. Скорее второе. Тем не менее, тон свой прокурорский сбавил. Большую часть гнева он уже поизрасходовал в покоях императрицы. И посему, далее говорил тоном уже более мирным. Анна поняла, что гроза пронеслась.
– Я тебя прошу, Аннета, остерегайся допускать в сердце твое помыслы недозволенные. Мало того, что они принесут горести и стыд мне, твоему благодетелю. Но они и для тебя самой будут вечным стыдом и укором совести. Старайся любить государыню любовию тихой и непостыдной. И не допускать досужих разговоров на свой счет, ведь оные и меня задевают, как твово сродника.
– Как вы найдете за лучшее, ваше сиятельство.
Григорий поморщился:
– Ну зачем ты так, мы, чай, не чужие...
– Можете быть в уверенности, что буду впредь еще более остерегаться, чтобы не довести ни себя до посрамления и не потерять милости вашей.
Анна наклонила голову, давая понять, что разговор, собственно, исчерпан и она послушна его воле. Как же ему было реагировать на ее такую полную покорность? Психологом Григорий не был. Бросив примирительным тоном еще несколько фраз, он поклонился и вышел из комнаты.
31 
