37 
В ту пору митрополитом в старой столице был деятельный и решительный Амвросий Зертис-Каменский, ранее бывший архиереем Крутицким. В Москве его не любили. Амвросий ввел в консистории жесткие порядки. Запретил молодым священникам вступать в брак, не выдержав экзамена. Запретил духовенству меняться домами и переходить самовольно из церкви в церковь. Он усмотрел, что «...в Москве праздных священников и прочего духовного причта людей премногое число шатается... великие делают безобразия, производят между собою торг и при убавке друг перед другом цены, вместо надлежащего священнику благоговения, произносят с великою враждою сквернословную брань, иногда же делают и драку. А после служения, не имея собственного дому и пристанища, остальное время или по казенным питейным домам и харчевням провождают, или же, напившись допьяна, по улицам безобразно скитаются». Владыка ополчился на так называемых бесприходных, крестцовых попов, стоящих на Спасском крестце в ожидании найма к служению у обывателей. Естественно, что попы-бродяги и низшие слои московского духовенства Амвросия ненавидели.
Во время эпидемии митрополит собрал клир в Чудовом монастыре и велел беречься: исповеди творить, не заходя в дома, с улицы через окна. Умирающим последнего целования мирского не давать и покойников класть в гробы, не обмывая... И все равно болезнь как пожар распространялась по Москве, унося все больше и больше жертв. Мортусы, обрекшие себя уходу за трупами умерших от болезни, в вощеных плащах и в черных масках крючьями вытаскивали мертвецов и валили их на телеги, чтобы вывезти за город в приготовленные ямы и засыпать известью. Жители, жалея нажитое добро, скрывали и не бросали в огонь одежду покойных, пропивая ее в кабаках, которые в спешке забыли закрыть. Народ рыдал, молился и беспробудно пил. Пьяные бесприходные попы, кормившиеся на отпевании усопших, собирали вокруг себя толпы, подбивая людей на грабежи.
После установления карантина, люди, запертые в чумном городе, массами собирались у Варваринских ворот, над коими была чудотворная икона Богоматери. Вереницею ползли они по приставленным лестницам к образу, лобызали лик, от чего зараза лишь увеличивалась... Архиепископ Амвросий, по совету лекарей, хотел было снять икону, но возбужденная толпа воспротивилась. Московские раскольники и «дикие» попы увидели в том возможность поквитаться с притеснителем. Крикнули: «Не русской он!.. Еретик и безбожник!.. Бей!» И толпа, разбивая по пути кружала, кинулась в Чудову обитель – грабить. Хватали все: срывали оклады с икон, разворовывали утварь, книги, картины. Что не могли унести с собой – рвали. Разграбили обитель дотла.
Архиепископ укрылся в храме Донского монастыря, но озверевшая толпа его нашла. Выволокли за бороду на паперть, били дрекольем, всем, что попадало под руку. И лишь когда от пастыря осталась бесформенная масса, которую и назвать-то телом человеческим было невозможно, вдруг опамятовались, отхлынули. Однако, опьяненные невинной кровью, снова побежали по улицам с криками о том, что лекари-иноземцы хотят извести православных. И снова грабили, снова убивали, а потом каялись в церквах и пили, пили в трактирах, заливая горькую долю свою вином, купленным на награбленное...
Следовало немедленно отправить в Москву человека, который бы своим высоким положением и решительными мерами предотвратил бедствие. Вот тут-то Никита Иванович Панин и присоветовал государыне поговорить с графом Григорием Григорьевичем. Кандидатуры лучшей, чем Орлов, найти было трудно, и Екатерина согласилась. Она напомнила фавориту, что тот всю турецкую войну мирно прожил в Петербурге, и сказала, что надобно показать себя. А где, как не в чумной столице смог бы он стяжать себе славу и живейшую благодарность нации? Не согласиться с такими доводами Орлов не мог. И после продолжительных сборов в сопровождении тайного советника Волкова, врача Тодта, многочисленной свиты и военного отряда все же в Москву выехал.
Эпидемия по холодному времени уже шла на убыль, но сие не умаляло заслуг прибывших. Никто из них от заразы не прятался. Полновластные правители явили осатаневшему в чумном городе люду верх распорядительности. Тодт первым делом принялся наводить порядок в больницах. Волков наладил сложный учет живых и умерших, составил списки выморочного имущества и сожженных домов. Офицерам, прибывшим с отрядом, Орлов разрешил на месте без промедления вешать застигнутых мародеров. Но людей все-таки не хватало. Именем императрицы Григорий велел объявить, что каждый, крепостного звания человек, добровольно явившийся для замены умерших больничных служителей, получит по окончании эпидемии и карантина вольную. То же было возвещено и колодникам, пересидевшим эпидемию в запертых тюремных камерах. Им он предложил в обмен на свободу войти в страшные команды мортусов. Эти обещания сильно пополнили ряды низшего больничного персонала. Даже мальчишкам московским нашлось дело: они перебили всех крыс, собак и кошек в городе, получая за свой труд, кто двугривенный, а кто и полтинник.
37 
