Лёгкий, ненавязчивый романчик 
89 
Анна знала, что Екатерина не чувствует музыку.
– Она считается одною из лучших в Европе, ваше величество.
– Что же, представьте ее мне. Пусть придет в Эрмитаж.
Вечером императрица предложила певице остаться в Петербурге на весь сезон.
– Благодарю вас, ваше величество, – ответила певица, – но мое горло и мой голос стоят дорого. Здесь в вашем холодном климате я хотела бы получать не менее десяти тысяч рублей.
У присутствовавших дух захватило от наглости таких требований. Императрица тоже была удивлена, хотя вида не подала.
– У меня такое жалованье получают фельдмаршалы.
Итальянка вздернула голову.
– Тогда велите им и петь...
Эта дерзость могла бы ей дорого стоить. Но разговор происходил в Эрмитаже, где допускались вольности. И у Екатерины было хорошее настроение.
– Хорошо, я готова заплатить вам семь тысяч за сезон. В противном случае, вы завтра же отправляетесь в Италию.
Габриелли присела в реверансе.
Она пела почти во всех операх, которые ставились в придворном театре. И после спектаклей принимала у себя многочисленных поклонников. Веселая и общительная Габриелли была довольно частой гостьей и на вечерах императрицы. Однако Петербург – не Вена и Россия – не Италия. Резвость и сумасбродство у нас терпят до времени.
Однажды на балу она потребовала от безумно влюбленного в нее толстого волокиты Ивана Перфильевича Елагина вальсировать с нею. Как ни отговаривался смущенный директор императорских театров, красавица была непреклонна. В результате Елагин на первом же туре споткнулся и тяжело упал, растянув ногу. Узнав об этом, государыня разрешила ему являться с тростью и даже сидеть в своем присутствии. Таким и увидел его раненый генерал Суворов, вызванный после одной из своих побед на прием. С удивлением посмотрел он на сидящего Елагина. Императрица шла к нему навстречу, и все стояли. Заметив удивление полководца, Екатерина заметила:
– Не удивляйся, Александр Васильевич, на Елагин. Он, как и ты, получал рану. Только его полем сражения был паркетный пол, а противником – певица.
Эта выходка не прошла для Габриелли даром. Императрица велела выплатить ей жалованье и выслать за границу.
15
На Страстной неделе в понедельник государыня велела топить баню, а в покоях учинить великую приборку: «Страшной понедельник на Двор идет – всю дорогу вербой метет». Надо признать что, несмотря на свое немецкое происхождение и неважное знание русского языка, Екатерина стремилась во всем показать себя русской и православной. Она предпочитала русскую одежду, старалась соблюдать обычаи и даже пыталась привить придворному окружению любовь к русскому языку. Так, на малых собраниях в Эрмитаже говорить по-французски запрещалось. За это полагался штраф. Назначались «русские дни» и в Царском Селе.
Вот и ныне во дворце всю седмицу ходили в русском платье, постились и истово клали поклоны во дворцовой церкви, поминая страдания вошедшего в Иерусалим Спасителя. В эти дни старались рассчитаться с долгами, раздавали милостыню и подходили за благословением к священнику.
В Великий четверг старая княгиня Анна Львовна Трубецкая, приходящаяся двоюродной сестрою Петру Великому, со Львом Александровичем Нарышкиным жгли соль в печи. А Екатерина от четверговой всенощной шла в покои с зажженной свечою в руке. В полночь, после святой полунощницы, бегала вместе с фрейлинами к проруби зачерпнуть водицы, «покуда ворон не обмакнул крыла», чтобы успеть умыться студеной водой, приносящей здоровье и красоту...
В Светлое Христово воскресенье после торжественной службы и крестного хода, под хвалительные пасхальные стихиры и торжественные возгласы «Христос воскресе!», начиналось христосование – «творение целования в уста». Императрица давала целование митрополиту Платону, бывшему много лет законоучителем наследника. Затем, во время большого выхода, все остальное духовенство и светские чины «жаловались к руке». Тут же раздавались подарки. Каждому по заслугам. Анна получила два пасхальных яйца – крашеное гусиное и золотое с замочком. Внутри золотого лежали бриллианты и изумруды...
– Яйце применно ко всякой твари, – сказал митрополит, заметив, как зарделись от удовольствия щеки фрейлины. – Скорлупа, аки небо, плева – аки облацы, белок – аки воды, желток – аки земля, а сырость посреди яйца – аки в мире грех. Сие есть толкование святого Иоанна Дамаскина. Он же рек далее, что де Господь наш Иисус Христос воскресе из мертвых, всю тварь обноси. Своею кровию, яко ж яйце украси; а сырость греховную иссуши, яко же яйце изгусти...
89 
