очень нудно 
87 
По деревне он едва тянулся, словно вез не пустые чистые бидоны в кузове, а гроб с покойником. И лицо его стало бледным, а взгляд карих глаз повернут вовнутрь, в себя. Что там видел Григорий, местные жители не понимали.
– Наверное, пьяный, – сказал один мужик другому и принялся прибивать жердь к забору. – – За рулем он никогда не пьет. Может, случилось чего, заболел?
– Может.
И сосед принялся помогать соседу, поддерживая длинную осиновую жердь.
Машина Холмогорова стояла у ворот дома священника. Григорий Грушин остановил свой грузовик рядом с автомобилем Холмогорова, сунул руку под потертое лоснящееся сиденье.
Гриша вытащил тускло поблескивающую тяжелую монтировку, сунул ее в рукав пиджака и вяло соскочил с подножки на землю. Немного постоял, вращая из стороны в сторону головой, и, не поднимая от земли глаз, поднялся на крыльцо, отворил дверь.
Отец Павел и Холмогоров сидели за круглым столом. Матушка Зинаида звенела посудой в кухне. Старший сын священника увидел входящего в дом водителя грузовика.
– Здрасьте, – чисто механически сказал он и отошел в сторону, уступая дорогу.
Григорий не отреагировал. На ребенка повеяло холодом, и он даже втянул голову в плечи и выбежал на крыльцо.
– Здравствуй, Григорий, – водитель столкнулся с матушкой Зинаидой, которая несла тарелки в гостиную.
Григорий отодвинул попадью в сторону – так, как отодвигают предметы, а не живое существо, например стул, попавшийся на дороге.
– Гриша, ты куда? Что случилось? – лицо попадьи побледнело, с тарелками в руках она двинулась вслед за Григорием Грушиным.
Отец Павел сидел спиной к Григорию. Лишь переступив порог гостиной, водитель поднял голову. Скользнул взглядом по черному подряснику отца Павла, по седеющим длинным волосам, по залысине, дернул правой рукой, и из рукава пиджака выскользнула, тускло блеснув, тяжелая монтировка. Пальцы сжали ее край, рука взметнулась к потолку.
Холмогоров вскинул голову. Он поймал взгляд карих глаз Григория Грушина. Холмогоров, медленно опираясь о край стола, поднялся. А Григорий уже летел на него с занесенной для удара монтировкой. Пальцы разжались, и монтировка упала вначале на стол, а затем загрохотала по дощатому полу.
– Ты что это? – воскликнул отец Павел, хватая за плечи водителя грузовика. – Григорий, что с тобой? Ты пьян?
– Да нет же, батюшка, я трезвее трезвого.
Нынче я трезв, как никогда, – и Григорий начал оседать.
И если бы Холмогоров не подоспел, то наверняка священник не удержал бы тяжелого мужчину.
– На диван его, – сказал Холмогоров.
Матушка вскрикнула, но тарелки из рук не выронила, поставила их на буфет и кинулась в кухню за водой.
– С ним что, плохо? Сейчас воды подам!
– Не нужна ему вода, – громко крикнул Холмогоров, – не надо. Выйдите, отец Павел, выйдите на минуту.
Сельский священник попятился назад, зацепился ногой за монтировку. Та загрохотала, катясь под буфет.
– Павел, он хотел тебя ударить? – спрашивала Зинаида, заглядывая в глаза мужу.
– Не знаю. Не знаю, родная, я ничего не понял. Я спиной сидел к нему.
– Он прошел рядом со мной, меня оттолкнул. Я ему говорю «здравствуй, Гриша», а он ни ответа ни привета, словно не в себе.
Холмогоров держал Григория за плечи:
– В глаза мне смотри, в глаза!
Тяжелые веки поднялись. Лицо водителя было бледным, безжизненным.
– Смотри в глаза. Молчи, ничего не говори.
– Голова болит.., трещит… Раскалывается.
И холодно мне. Как мне холодно, ужас просто!
Дайте мне одежду, я же совсем голый, совсем!
– Сейчас. В глаза смотри, сейчас я тебя одену.
Через четверть часа водитель грузовика сидел на крыльце, обхватив голову руками, и плакал навзрыд, как ребенок, которого незаслуженно наказали родители. Рядом стоял Холмогоров.
– Ничего не понимаю, ничего! Не знаю, наваждение какое-то… Что со мной было? Скажите, вы же человек умный, книги читаете, в Москве живете. Ну скажите, пожалуйста!
– Пройдет. Все скоро пройдет.
Попадья вытащила из-под буфета железную монтировку, унесла на кухню, спрятала под плиту.
Батюшка сидел в гостиной с маленькой потрепанной Библией в руках. Его губы шептали слова молитвы:
– Боже, спаси и сохрани нас всех. И ему помоги, Господи, сирому и убогому, направь его на путь истинный, не дай ему пропасть.
Попадья время от времени появлялась в проеме двери и, немного постояв, исчезала, пожимая плечами.
87 
