ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>




  43  

— А этот дом… Он не продается?

— Нет, — покачала головой женщина. — Мы не собирались его продавать.

Он подумал, что вопрос только в цене. «Опомнись! Зачем тебе это надо?». Вот уж никогда не подумал бы, что способен на такие чувства! Откуда? Сентиментальность ему не свойственна.

— Извините, — улыбнулся он. И направился к калитке.

Бабку Машу Монти нашел в огороде. Та тоже смотрела на гостя с удивлением, еще больше удивилась, когда Монти спросил:

— Вы ведь давно здесь живете. Меня интересуют Новинские. Может быть, вы помните…

Он достал из кармана сторублевую купюру и протянул бабке Маше:

— Вот.

Та оцепенела.

— Мало, да? Вот еще.

Монти достал из кармана еще одну купюру такого же достоинства. Бабка Маша опомнилась и проворно схватила деньги.

— Глуховата я стала, сынок. Новинские говоришь? Ох, и времена наступили! Разве проживешь нынче на пенсию? — хитро посмотрела на него бабка.

— Так как насчет Новинских? Чаю бы.

И они прекрасно друг друга поняли. Через десять минут Монти сидел в ее избе, за столом, накрытой клеенкой, и пил чай. Клеенка была белая, в синюю клетку, с глубокими порезами от ножа, в которых виднелось старое, морщинистое тело стола, а чай был со вкусом мяты.

— Новинские, говоришь? — бабка Маша пожевала губами. — Ох, и давно это было, сынок.

— Я понимаю. В каком доме они жили?

— Да соседи мои. Крайняя изба. Только не жили они там. Дачники.

Монти понял, почему его потянуло к тому дому. Интуиция опять его не подвела.

— А кто ты им будешь-то, сынок? — пристально глянула на него бабка Маша.

— Родственник, — коротко ответил он.

— Али насчет дома? Наследник? Так продали они. За четыреста рублев. Все по закону. Давно это было. Ваське немому продали, а тот Шуре-грешнице. А уж она Семеновым. А уж Семеновы…

— Семеновы меня не интересуют, — нетерпеливо перебил Монти. — Меня интересуют Новинские.

— Поляки, значит, — вздохнула бабка Маша. -Ванду я знала хорошо. Соседка. Только они -баре. Куды нам! Сынок-то у ней доктор. Он и меня пользовал. Бывала я у них. Только дом-то они продали. Давно это было.

— А ее внучку, дочь того доктора вы видели?

Бабка Маша наморщила лоб.

— Это которая тут рожала?

Он вздрогнул. Значит, все-таки, Ада Новинская! Племянница Марии Казимировны!

— Откуда вы знаете, что рожала?

— Давно это было, — вздохнула бабка Маша. -Уж лет двадцать, как прошло.

— Двадцать пять.

— Ну да. Приехали они вчетвером. Три девки и Ванда. Мне нынче восемьдесят стукнуло, она вроде как постарше. Жива ли, нет, не знаю.

— Умерла, — коротко ответил Монти. Бабка Маша поспешно перекрестилась. Он спросил: -А почему три девушки?

— Вроде как подружки. Поздно приехали, я их не видала. Утром гляжу — Ванда печь затопляет. Жили они тайно.

— То есть?

— От людей таились. Помню только, что у одной волос был рыжий, а у другой темный. А Новинские — они светлые. Черненькую я видала раза два. На веранде она стояла. Подбородок ладошкой подопрет, да на яблони смотрит. И все вздыхает. Рыжую помню хорошо. Кругленькая вся, румяная, что пышка.

— Она была полная? А, может, беременная?

— Да кто разберет? Давно это было. Я тогда только-только на пенсию пошла. А до того в колхозе работала. А тут и внучка у меня родилась. Вторая. Сын-то и забрал меня в город, сидеть, значит. Жена-то его в больницу попала. Роды были тяжелые. А он весь день на работе. Кому с дитями-то сидеть?

— Почему не остались здесь? На природе?

— Куда ж с малым! И хозяйство пришлось бросить. Наезжала я. Но редко. А уж по осени приехала картошку копать. С сыном. Сноха-то к тому времени оклемалась, вот я и приехала. А в ночь она рожала.

— Это было в конце августа.

— Может, и в августе. Врать не буду, — кивнула бабка Маша. — Я только слышу — кричит. Все «ох», да «мама». Хотела, было, пойти, да сын меня остановил. Куда мол, суешься. Не твое дело. Да и то, правда. Ванда-то была знатная повитуха. Вся деревня знала.

— А утром вы их видели?

— До того ли было, сынок? На огород мы пошли. Как встали, так и пошли. Чего тянуть-то? Кто рано встает, тому Бог подает. Потом мешки таскали. Сушили, в подпол засыпали. Огород-то у меня, сам видал, какой. До соседей ли? Еле-еле управились. А картошка в том году уродилась. Да-а-а… — Она мечтательно прикрыла глаза и тяжело вздохнула: — Не то, что нынче. Увидала я их дня через два. С дитем они гуляли. Ванда и рыжая.

  43