16 
Дело, на девяносто девять процентов завершенное, вдруг застопорилось. Генерал сжал пальцы, не давая вытянуть из них докладную записку.
– Мне, право, неудобно, господин Базаров, но вернуть вам бумагу я не смогу. Правило и давняя привычка: любой документ, попавший мне в руки, у меня же и остается.
– Но как же перепечатка? – улыбнулся сибиряк, еще не веря, что операция срывается.
– Не извольте утруждаться. Сами отлично перепечатаем. Вы только заезжайте к нам на Фурштатскую, поставьте подпись и укажите, как с вами связаться. Так вам будет даже удобней. Ротмистр!
По мановению начальства офицер, дежуривший в дверях, приблизился и забрал листок, спрятал в портфель.
Ласково потрепав автора записки по плечу, Жуковский двинулся к дамам.
– В самом деле, так удобней, – пролепетал сраженный прожектер.
Ему послышался душераздирающий треск и словно бы грохот стеклянных осколков. Это рухнула и разлетелась вдребезги вся затейливо выстроенная конструкция. Подготовка, плавание по холодной Балтике, любовная канитель со старой дурой – всё было напрасно. Другого листка специальной обработки, замечательно фиксирующей отпечатки пальцев, в запасе нет. А хоть бы и был! Поди-ка возьми этакого гуся с давними привычками…
М-да. Нечасто фортуна наносила своему любимцу столь жестокие удары.
Потрясенный и раздавленный, он не сразу обратил внимание на шум, доносившийся из прихожей.
А между тем назревал скандал
Началось с того, что к княгине (она увлеклась беседой с итальянским посланником) приблизился мажордом и вполголоса доложил:
– Княгиня Зарубина… со спутником.
Зарубина входила в число приглашенных, поэтому Лидия Сергеевна не поняла, чем вызван сконфуженный вид служителя.
– Со спутником? Вы хотите сказать, с флигель-адъютантом Зарубиным? Но ведь он в Ставке.
– Нет, ее сиятельство пришли не с супругом, – промямлил Василий, что было на него совсем непохоже.
Впрочем, густой бас, несшийся со стороны коридора, и не мог принадлежать Анатолю Зарубину, человеку светскому в полном смысле этого понятия. (Кто-то там рокотал: «Ишь, шуб-то понавесили! Чай, уезд целый пропитать можно».) Определенно это был не Анатоль.
– Пока ваша светлость отсутствовали, ее сиятельство, извиняюсь за выражение, спутались с этим, – так же тихонько пояснил мажордом, но понятней не стало.
Божья корова (таково было заглазное прозвище богомольной Фанни Зарубиной) с кем-то спуталась? Невероятно!
А в гостиную уже входила сама Фанни, дама исключительно некрасивой внешности и бурного темперамента. Верейскую поразило, что Зарубина была в простом суконном платье, совсем черном.
– Лидочка, радость какая! – Зарубина распростерла объятья.
Этот порыв тронул Лидию Сергеевну. Не такие уж они были закадычные подруги, чтоб столь шумно радоваться встрече.
– Радость светлая! – продолжила Фанни, целуя хозяйку в лоб, будто покойницу в гробу. – Я привезла его! Он согласился! Лидочка, я привезла к тебе Странника!
Она обернулась и сделала картинный жест в сторону двери.
Верейская моргнула.
В салон медленно, важно шел высокий костлявый мужик – самый натуральный: длинные волосы расчесаны надвое, борода лопатой, в перепоясанной малиновой рубахе, в сапогах бутылками.
Мажордом кинулся ему навстречу, будто воробьиха, пытающаяся оборонить гнездо от кота – да так и застыл.
– Ишь, пузо выставил. Прямо енарал. Пусти-тко.
Невероятный гость ткнул Василия острым пальцем в живот – мажордом попятился.
По комнате прокатился не то скандализованный, не то заинтригованный шелест.
– Это он, он! …Только его тут не хватало! …Странник, Странник! – неслось со всех сторон.
Тут-то Верейская наконец и поняла, кто к ней пожаловал. До войны ей доводилось слышать о причуде ее величества, каком-то мужике-кудеснике, однако кто бы мог вообразить, что этот субъект превратится в такое celebrity?[9] Как-то даже сразу и не сообразишь, хорошо это для раута или ужасно, что Фанни его привела.
Между прочим, Лидия Сергеевна отметила, что Странник одет хоть и по-мужицки, но очень непросто. Рубашка отменного шелка, пояс искусно расшит, сапоги тонкой лакированной кожи.
– Милости прошу, – осторожно молвила хозяйка. – Вас, кажется, величают Григорием Ефимовичем?
Серые глаза беспокойно пробежали по лицам собравшихся и вдруг уставились прямо на Верейскую. Ее будто толкнуло – вот какая сила была в этом взгляде.
16 
