174 
— Долго вы ее уговаривали?
— Кого, Эльзу? Она не дура. Сразу поняла, что такой шанс не часто выпадает. Им же денег постоянно не хватает, а так положат доллары в банк, будут роскошно жить на проценты — ни затрат никаких, ни хлопот. Я и правда не могу иметь детей, а мне скоро тридцать. Чужого ребенка не хочу, мало ли какой попадется. А тут от собственного мужа, да и у Эльзы с наследственностью все в порядке.
— Вы уже справки навели?
— Д что? Я хочу нормального, здорового ребенка, что тут плохого? У меня есть средства, чтобы его вырастить.
— Мамины средства. А если с ней что-то случится, не пожалеете, что взяли ребенка? Все-таки не свое?
— Я работу найду, а отдельная квартира у меня есть; Трехкомнатная, между прочим. И дача есть, и машина, и деньги на счету у родителей. Они будут рады. Я все решила.
— Как же можно отдать своего ребенка? Животные и то понимают… А тут продать. За деньги. Я не верю, что мать может так поступить.
— Как хотите. Я просто так вам сказала, чтоб вы этой святоше не очень-то верили. У нее только личико такое умильное, а на самом деле она дрянь. Я ее ненавижу.
— Таня, ну сколько можно? Вы же теперь партнеры, если так позволительно выразиться. Сколько месяцев вам ее еще терпеть? Шесть?
— Почти. Я переживу.
— Не сомневаюсь. Скажите, а вы принимали участие в убийстве мужа или только соврали?
Она растерялась.
— Он же сам…
— Ну это официальная версия. Как все было-то? Поделитесь, раз уж такой разговор пошел откровенный.
— Ничего я не скажу! — истерично всхлипнула она. — Ничего я не знаю! Что просили, то и сказала. А зачем он со мной так? Чем я хуже Эльзы? Она страшная, страшная, страшная!
— Тише, Таня. Не надо никого будить. Пожалейте свои и мои нервы, им и так досталось за эти выходные дни. Я вам верю, идите спать. Эльза больше не вернется, сегодня уже нет необходимости ее караулить. Идите.
— Все равно не усну. Мне страшно.
— Еще бы! Сколько месяцев еще мучиться. Ведь эта 1дама всегда может передумать, вдруг в ней проснется |запоздалый материнский инстинкт?
Татьяна резко поднялась с дивана, пошла к двери. («Могла бы и спокойной ночи из вежливости поже-[лать, — устало подумал Леонидов. — Ну, прелюдия {кончилась, кто следующий?»
Словно отвечая его мыслям, в темном коридоре раздались осторожные, но уверенные шаги.
«Мужчина. Уже лучше», — подумал Леонидов.
— Не спите? Черт, сигареты где-то забыл, а так курить хочется! — ругнулся Манцев, шаря по столу.
— Не ваши? — спросил Леонидов, протягивая ему пачку «Кэмела».
— Похоже. Что, тоже не спится?
— Так. Лежу, думаю.
— О чем?
— О смысле жизни. Не приходилось?
— Нет, я как-то в такое время все больше о женщинах.
— Ну вы, Костя, мужчина холостой, вам позволительно, хотя ваш выбор я не одобряю.
— Вы про Ольгу? — удивился Манцев. — А мне казалось, что вы ей симпатизируете.
— Ольге-то я действительно симпатизирую, но вашей даме сердца — нет.
— Послушайте, вы что-то путаете. У меня одна дама. Все знают, я за Ольгой Минаевой ухаживаю.
— Ухаживали, пока ваша мечта была занята и у вас не было средств на ее содержание. Но теперь, похоже, фортуна переменилась. Заступайте на вахту, Костя. Я ваш выбор не одобряю, но вам, похоже, это по барабану, как и то, что скажет Оленька.
— Да она никогда меня и не любила, переживет. Ольга слишком умная, с ней тяжело. Зачем красивой женщине мозги и это дурацкое желание сделать какую-то карьеру? С ней я чувствую себя каким-то ущербным: все время надо себя контролировать, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость, а в ответ вечные подколки да смешки.
— Да, с Норой вам будет гораздо интересней. Она умеет говорить то, что хотят услышать мужчины. Опыт, знаете ли, большой.
— С чего вы взяли?..
— Костя, я на эти грабли уже наступал. Я бы рассказал вам одну грязную историю. От нее у меня осталось стойкое отвращение к духам «Кензо», какими от вас долго еще пахло после отъезда Норы. У меня нюх собачий, и потом засек ваши взгляды, а эти записочки, вынос чемодана, за которым я вас так некстати застукал. Не понимаю я вас, как можно такую девушку, как Ольга, променять на Нору.
— А что за история? — заволновался Костя.
— Да плевать на нее. Я бы пожелал вам счастья, но боюсь, что фальшь в моем сладком голосе покажется вам слишком явной.
— А вы мне, часом, не завидуете? Я не верю, что мужчина может не хотеть такую женщину, как Нора. Блондинка. Фигура.
174 
