очень нудно 
25 
— Позвольте представиться: следователь городской прокуратуры майор юстиции Колыванов Андрей Алексеевич, — торжественно представился вошедший.
— Удостоверение, — попросил Артем.
— Пожалуйста.
И мужчина полез в карман пиджака. Его документы взял Артем и изучал их долго и тщательно, чуть ли не обнюхивая. Потом сказал:
— Да, похоже на правду. Лучше было бы позвонить по месту работы и уточнить, но… Ночь на дворе! Не понимаю только: почему не из районной прокуратуры? Почему из Москвы? Ведь дело возбуждает Грушин? Или как?
— С этим, граждане, еще не ясно, — вздохнул Колыванов и повернулся к хозяину: — Присесть можно?
— И присесть и закусить, — кивнул тот. — Может, выпить, Андрей Алексеевич?
— Ни-ни! — замахал руками следователь. — На службе! А покушаю с удовольствием!
— Кто еще хочет взглянуть на документы майора? — обратился к присутствующим Артем.
— Мы вам верим, — кокетливо сказала писательница. — Уж вы, во всяком случае, разбираетесь в этом лучше нас!
Остальные ее поддержали. Артем вернул удостоверение Колыванову, тот запихал документ в карман пиджака и, сладко причмокнув, пододвинул к себе жульен. Покосившийся на него Сид принялся делать себе бутерброд с черной икрой. Не пропадать же добру!
— Туз крестей — казенный дом, — негромко сказал Грушин.
— Что? — вздрогнула Инга.
— Я говорю, что кому-то из вас выпадает казенный дом. Тюрьма, не иначе.
— Итак, Андрей Алексеевич, что сказал вам Грушин? — настойчиво спросил Артем.
— Что кое-кто хочет сделать признание. Тет-а-тет, так сказать. Добровольно, что зачтется при вынесении приговора.
Кира посмотрела на Колыванова с ненавистью. А Сид хмыкнул.
— Пока я отсутствовал, никто не надумал? — обратился Грушин к сидящим за столом.
И тут случилось неожиданное. Валентин Борисюк промокнул салфеткой рот, и, поднявшись со стула, громко и отчетливо сказал:
— Я.
Похоже, и для самого Грушина это стало неожиданностью. Артем же уставился на своего зама по рекламе тяжелым, пронизывающим взглядом. А Сид перестал жевать.
— Скажите пожалуйста! — покачала головой Прасковья Федоровна. — А на вид такой приличный молодой человек!
— А почему вы думаете, что я шантажист? — с вызовом спросил Валентин.
— Ну, так признание же, — растерянно сказала писательница.
— Публично хотите покаяться или как? — нашелся наконец Грушин.
— Я хотел бы побеседовать с Андреем Алексеевичем наедине, — вздохнул Валентин. — Проконсультироваться, так сказать.
— Пожалуйста, пожалуйста. Я затем и приехал, — и следователь со вздохом сожаления отодвинул тарелку.
— Итак, один решился, — подвел итог Грушин. — Я рад, Валентин. Теперь тебе станет легче дышать.
Борисюк побагровел и отошел к окну. Присутствующие смотрели на него с откровенным любопытством.
— Ну-с, Даниил Эдуардович, и куда нам, так сказать, пройти? — поднялся следователь Колыванов.
— В мой кабинет. Там вам будет комфортно.
— Прошу вас, — кивнул следователь Борисюку. — Пройдемте.
— А вы… Ничего не будете записывать? — с опаской спросил тот.
— Это не допрос. Доверительная беседа в приватной обстановке. То есть наоборот. Приватная в доверительной. А в понедельник вы наведаетесь ко мне, в прокуратуру, и мы все зафиксируем. Оформим, как полагается, подпишем протокольчик…
Борисюк побледнел. Пошел было к двери, но у стола задержался, жалобно спросил:
— Водички можно? Что-то в горле пересохло.
— Да ради бога!
— Подсвечник возьмите, — посоветовал Грушин. — Тот, что на буфете. Там, в кабинете, тоже нет света.
Валентин послушно направился к буфету. И тут Артем вскочил и бухнул кулаком по столу. Так, что приборы жалобно зазвенели:
— Нет, это черт знает что! Я требую, Грушин, чтобы ты это прекратил! Требую, наконец, включить свет! И я не заинтересован в том, чтобы признания делались кому-то постороннему! Я требую…
И вдруг схватился рукой за сердце. Лицо Артема посерело, бизнесмен осел на стул, Инга тут же кинулась к нему со словами:
— Тема, тебе плохо? Сердце, да?
Писательница и Кира тоже засуетились, а Сид посмотрел на Артема с откровенным интересом. Как человеку, не имеющему проблем со здоровьем, ему было любопытно: а что такое боль?
— Вот что значит жить в постоянном напряжении, — покачал головой Грушин. — Довел ты себя, Тема.
25 
