62 
Но уничтожать холст, представлявший собой немалую ценность – как культурную, историческую и художественную, так и материальную, выраженную в твердой валюте, – Николаю Михайловичу было жалко до слез. Все-таки, рассуждал он, главное – убрать эту хреновину из дома, спрятать там, где ее никому не придет в голову искать.
Например, в чьей-нибудь коллекции.
Кулагину были известны адреса и даже номера телефонов парочки коллекционеров, которые, по слухам, ради пополнения своей коллекции новым экспонатом могли закрыть глаза на его сомнительное происхождение. Лично он с ними знаком не был. Коллекционеры – люди замкнутые и очень осторожные; сами они, как правило, портвейн не употребляют и сторонятся тех, кто этим регулярно балуется. В некотором роде это было хорошо: если вдруг, паче чаяния, начнутся расспросы, новый владелец холста только руками разведет – дескать, приходил какой-то в бороде, а кто такой, черт его знает... А бороду потом можно будет сбрить, да и прическу сделать покороче. Длинные волосы, борода с проседью да темные очки – вот и все, что запомнит покупатель.
Таким образом, и культурная ценность сохранится для потомков, и улика будет уничтожена, и коллекционер останется доволен, и сам Николай Михайлович поимеет с этого дела дополнительный навар.
"Решено, – подумал он, загоняя "фольксваген" на стоянку перед своим домом, – сегодня же продам!"
* * *
Ярко-красная спортивная "хонда", переваливаясь на выбоинах в старом, крошащемся бетоне, медленно и осторожно вползла по наклонному пандусу в странное углубление, более всего напоминавшее бурт для хранения корнеплодов, выстроенный каким-то чокнутым великаном. Огромная бетонированная траншея достигала в глубину примерно двух с половиной – трех метров и тянулась вдаль метров на сто пятьдесят. Заканчивалась она глухой стеной, почему-то не бетонной, а набранной из поставленных вертикально просмоленных бревен, похожих на железнодорожные шпалы, только гораздо более длинных. Эта стена напоминала частокол старинного оборонительного укрепления; перегородки из тех же бревен, но уже положенных горизонтально, перегораживали траншею поперек на высоте двух метров от пола и на расстоянии четырех-пяти метров друг от друга.
На неровном бетонном полу, уже растрескавшемся и кое-где проросшем травой и молодыми побегами каких-то кустарников, валялся мусор. Увидев среди кучек бурой прошлогодней листвы и каких-то поблекших бумажек острый блеск битого бутылочного стекла, Ирина Андронова решительно нажала на педаль тормоза, и машина остановилась. Ирина повернула ключ, двигатель заглох, и в звуке, который он издал напоследок, обоим почудился вздох облегчения.
– Довольно странное место, – сказала Ирина, с любопытством глядя по сторонам сквозь покатое, усеянное останками разбившейся вдребезги мошкары ветровое стекло.
– Да, – согласился Сиверов, стараясь подавить ощущение, что он все еще мчится куда-то со страшной скоростью, – для стрит-рейсинга оно не подходит, это факт. Зато для наших целей лучше не придумаешь. В конце концов, оно именно для этого и построено. Это стрелковый тир. Бывший, разумеется.
– А теперь? – спросила Ирина.
– А теперь – просто яма, – резче, чем следовало, ответил Сиверов. – Думаю, если бы ближайший населенный пункт находился не в двадцати километрах отсюда, а хотя бы в пяти, она была бы уже доверху завалена мусором.
Он открыл дверь со своей стороны и выбрался из машины. Ирина немного задержалась, надевая туфли, как обычно, она вела машину босиком. Когда она вышла и посмотрела на своего спутника, тот уже курил, задумчиво глядя по сторонам. Казалось, он видит что-то недоступное взгляду Ирины – возможно, то, каким это место было раньше.
Ирина вспомнила стоящие в лесу бетонные столбы, на которых кое-где еще сохранились остатки ржавой колючей проволоки, валяющиеся в кустах искореженные створки железных ворот, прячущиеся в лесу заброшенные строения с черными провалами пустых оконных и дверных проемов, остатки каких-то непонятных металлических конструкций – лестниц, колец, цилиндров, сооруженных из ржавых железных труб лабиринтов...
– Что здесь было? – спросила она.
– Учебно-тренировочный лагерь КГБ, – ответил Глеб с видом человека только что пробудившегося ото сна. – Жарко сегодня, правда?
Он расстегнул замок легкой вельветовой курточки, покроем напоминавшей просторную блузу и вкупе с большим черным беретом придававшей ему артистический, почти художнический вид, снял ее и бросил на капот, оставшись в одной рубашке с коротким рукавом. Только теперь Ирина с изумлением заметила, что он вооружен. Его плечи и спину перекрещивала кожаная сбруя двух наплечных кобур, в каждой из которых было по пистолету. Пистолеты показались Ирине какими-то очень большими, особенно тот, что висел на левом боку, – его непомерно длинный и толстый ствол высовывался из открытого нижнего конца кобуры и спускался сантиметров на десять ниже пояса брюк.
62 
