– Ты – Христос, – сказал Эммануил.
– Нет, – расхохоталась Зина. – ни в коем случае.
– Но ты его цитируешь.
– «В нужде и чёрт Писание приводит». Вокруг них появлялись группки людей в лёгкой летней одежде – в рубашках с короткими рукавами, в хлопковых платьях. И всё это были дети.
– Царица фей, – сказал Эммануил, – ты меня околдовываешь. Уводишь с дороги вспышками света, плясками, пением и звоном колокольчиков, непременно звоном колокольчиков.
– Колокольчики раскачиваются на ветру, – сказала Зина, – а ветер говорит правду. Всегда. Ветер пустыни. Ты это знаешь; я видела, как ты слушаешь ветер. Колокольчики это музыка ветра, слушай их.
И он услышал, только теперь, волшебные колокольчики. Они звучали вдали – многие колокольчики, маленькие, не церковные колокола, но колокольчики волшебства.
И это был самый прекрасный звук, когда-либо им слышанный.
– Даже я не могу произвести такие звуки, – сказал он Зине. – Как это делается?
– Пробуждением, – сказала Зина. – Звуки колокольчиков пробуждают, освобождают от сна. Ты разбудил Херба Ашера грубым вмешательством, я пробуждаю красотой.
Ласковый весенний ветер приносил издалека пьянящие туманы её царства.
ГЛАВА 13
Я отравлен, сказал себе Эммануил; туманы её царства отравляют меня и ослабляют мою волю.
– Ты ошибаешься, – сказала Зина.
– Я чувствую, что слабею.
– Ты чувствуешь, как слабеет твоё возмущение. Пошли и найдём Херба Ашера, мне хочется, чтобы он был с нами. Я сужу пространство нашей игры, и он тоже примет в ней участие.
– Каким образом?
– Мы его испытаем, – сказала Зина. – Пошли. – Она взмахом руки позвала мальчика за собой.
Херб Ашер сидел в коктейль-холле за стаканом скотча со льдом. Он сидел уже целый час, а вечернее представление всё не начиналось. Коктейль-холл был набит битком, шум терзал ему уши, однако Херб не жалел, что пришёл сюда, и не жалел заплаченных за вход в клуб денег.
– Ну что ты в ней находишь? – спросила сидевшая напротив Райбис. – Просто уму непостижимо.
– Она далеко пойдёт, если получит хоть какой-то начальный толчок, – сказал Херб. – Здесь, в «Золотом олене», бывают вербовщики талантов одной звукозаписывающей фирмы. Интересно, пришёл ли кто-нибудь из них сегодня. – Он очень надеялся, что да.
– Мне бы хотелось уйти, я плохо себя чувствую. Ты не против?
– Я бы предпочёл остаться.
Райбис отпила микроскопическую дозу своего коктейля.
– Шумно очень, – пожаловалась она; Ашер не столько услышал эти слова, сколько прочитал по губам.
– Почти девять, – сказал он, взглянув на часы. – Её первый номер назначен на девять.
– А кто она такая? – спросила Райбис.
– Молодая начинающая певица, – сказал Херб Ашер. – Она адаптировала лютневые тексты Джона Дауленда для…
– А кто такой Джон Дауленд? Я никогда о нём не слышала.
– Англия, конец XVI. Линда Фокс модернизировала его лютневые песни; он был первым композитором, писавшим для одного голоса. До него всегда пели вместе как минимум четыре человека… Старая мадригальная форма. Я не могу толком объяснить, это нужно слышать.
– Если эта певица настолько хороша, почему она не на телевидении? – спросила Райбис.
– Ещё будет, – заверил её Херб. Зажглись софиты. Три музыканта запрыгнули на сцену и начали возиться с аппаратурой. У всех у них были акустические лютни.
Чья-то рука тронула Ашера за плечо.
– Привет.
Вскинув глаза, Ашер увидел незнакомую молодую женщину. А вот она, подумал он, меня знает. Или обозналась.
– Простите… – начал он.
– Можно я сяду. – Женщина, очень симпатичная, одетая в футболку с цветочками и джинсы, с объёмистой сумкой через плечо, отодвинула стул и села рядом с ним. – Садись, Манни, – сказала она маленькому мальчику, неловко застывшему в шаге от стола.
Какой очаровательный ребёнок, подумал Херб Ашер. Только как он попал в этот клуб? Ведь сюда не пускают несовершеннолетних.
– Это твои друзья? – спросила Райбис.
– Херб ни разу после колледжа меня не видел, – объяснила симпатичная темноволосая незнакомка. – Ну, как жизнь, Херб? Неужели меня так трудно узнать?
Она протянула ему руку, и уже через мгновение, обмениваясь с ней рукопожатием, он её узнал. Они действительно учились в одном колледже, на физмате.
– Зина! – обрадовался он. – Зина Паллас.