очень нудно 
100 
– Да, – сказал он, пару раз кивнув головой, – случилось. У нас все время что-нибудь случается – такая работа... Знали бы вы, как мне это осточертело! – добавил он с внезапно прорвавшимся чувством. – Ей-богу, бросить бы все и уйти на пенсию!
– Что же вам мешает? – мягко спросила Ирина.
Федор Филиппович немного подвигал лицом, словно оно затекло и нуждалось в разминке, а потом негромко процитировал – Ирина даже не сразу поняла, что это именно цитата, и не просто цитата, а какие-то стихи:
– "Россия нас не балует ни славой, ни чинами, но мы – ее последние солдаты..." Забыл, как там дальше, – со смущенной улыбкой добавил он. – В общем, смысл такой, что, раз так, стоять нам до последнего, и никаких гвоздей.
– Россия? – переспросила Ирина. – А вам не кажется, что это чересчур широкое и где-то даже расплывчатое понятие – Россия?
– Отчего же? – возразил генерал. Он откинулся на спинку дивана и на некоторое время устало прикрыл глаза. – Понятие вполне определенное. Есть четко обозначенные границы, есть язык, культура, нация... Что же тут расплывчато?
– Так называемые национальные интересы, которые вы намерены защищать до последнего, – сказала Ирина.
– Интересы, в том числе и национальные, – штука преходящая, – сказал Потапчук. – Интересы пускай защищают те, кто... гм... словом, кому эти интересы интересны. А Россия – это Россия. Скажете, она не нуждается в защите? И при чем тут какие-то интересы?
– Гм, – сказала Ирина.
– Вот вам и "гм", – проворчал Федор Филиппович. Ирине показалось, что генерал на нее немножко рассердился, а может быть, эта тема просто была для него близкой и волнующей – как бы то ни было, румянец вернулся на его щеки, глаза заблестели, а в словах и движениях появилась привычная молодая резкость. – Вот вы, Ирина Константиновна, если я правильно вас понял, намерены стоять до последнего, защищая так называемое большое искусство. А искусство, согласитесь, штука куда менее конкретная, чем территориальное государство. Что это такое – большое искусство? Как отличить его от среднего или маленького? Где его границы? Как оно выглядит, чем пахнет, с чем его едят? Почему фреска шестнадцатого века – это большое искусство, а нарисованная мелом на заборе... э... обнаженная натура – мелкое хулиганство? Вы можете мне это объяснить – кратко, в двух словах, но доступно и убедительно? Сомневаюсь... И тем не менее вы выбрали свой участок фронта, вырыли окоп полного профиля, вооружились знаниями и намерены биться до победного конца – с бездарями, с конъюнктурными болтунами, с чиновниками и торгашами, а теперь вот еще и с уголовниками, с ворьем и убийцами... Звучит немного высокопарно, да? – добавил он уже совершенно другим тоном, в котором явственно прозвучала привычная ирония.
– Зато исчерпывающе, – ответила Ирина. – Спасибо, Федор Филиппович, я вас поняла. Если не хотите говорить, что случилось, я не буду настаивать.
Генерал хмыкнул и потеребил кончик носа.
– А вас не проведешь, – заметил он. – Впрочем, я не особенно старался. В другой раз буду красноречивее, обещаю. А что случилось... Знаете, я действительно не хотел вам говорить, но сейчас, хорошенько поразмыслив, думаю, что сказать надо. Видите ли, Ирина Константиновна, расследование наше, увы, все дальше уходит из сфер большого искусства в сферы чисто уголовные... Само уходит и нас, заметьте, за собой ведет. Очень мне этого не хотелось, но – увы, увы...
– Да что, наконец, стряслось? – спросила Ирина.
– А вы уверены, что хотите это услышать? Что ж, извольте. Глеб нашел Мансурова. Хирург пропал, а Глеб его, понимаете ли, нашел. Вот.
– Он жив?
– Глеб – да. А вот доктор – увы... Его нашли связанным в... Словом, его закопали. Похоронили.
– Заживо?!
Ирине показалось, что это слово произнесла не она, а кто-то другой – кто-то, кто на самом деле не существовал, а только привиделся ей в ночном кошмаре. Она, кандидат искусствоведения Ирина Андронова, наяву просто не могла задать такого вопроса; такой вопрос не мог прийти ей на ум, он был из другого мира, из другого времени, из какого-то иного измерения, к которому она, дочь своего отца, никогда не имела ни малейшего отношения.
– Судя по тому, что он был похоронен связанным, – да, – словно откуда-то издалека, донесся до нее ответ генерала. – Да и поза... Глеб говорит, что по некоторым признакам его предварительно сильно напоили. А может, и подсыпали чего-нибудь в спиртное... Это покажет экспертиза, хотя насчет спиртного Глеб не сомневается – говорит, если принюхаться, коньяком от трупа так и разит. В общем, Мансурова так или иначе привели в состояние полной беспомощности, связали, спустили в подвал и там закопали.
100 
