очень нудно 
31 
— Ой!
— Осторожно, Георгий! — тут же вздрогнула Нелли Робертовна. — У девочки сломано два ребра!
— Да я ничего. Потихоньку.
Что же он такой? В этом доме все наоборот: мужественные женщины и женственные мужчины, что Егорушка, что его отец. Говорили еще о каком-то Эдике. А где же Эдик? Везет ей последнее время на Эдиков!
— Верочка, а что же твой сын не приехал?
— Ах, ма шер Нелли, у него все дела, дела…
— В карты, что ли опять играет?
— Ах, это так неприлично, говорить о карточных долгах! К вечеру Эдуард непременно объявится. Или завтра. К вечеру.
— Или не объявится вообще. Удивляюсь, почему его дед не выделил отдельным пунктом в завещании: «Никогда, ни под каким видом, ни единой копейки моему внуку Эдуарду»?
— Я выделю, — неожиданно для всех негромко сказал Георгий Эдуардович. — Отдельным пунктом.
И тут же Вера Федоровна громко ахнула:
— Георгий Эдуардович! Как ты можешь! Ведь это же твой сын! Он так назван в честь знаменитого деда, в честь твоего великого отца!
— Что же ты ему нашу фамилию не дала? Почему он не Листов, а Оболенский? Что, никогда не верила в талант моего отца, Вера? В то, что он станет знаменитым и богатым? А?
А он оказывается зубы показывать умеет, Георгий Эдуардович. Хорошо, что Нелли Роберотовна тут же вмешалась.
— У нас гостья. Прошу сдерживать свои эмоции, девочка еще очень больна, и ей ни к чему знать о наших семейных проблемах. Всех прошу к столу. Как, Ольга Сергеевна, у нас все готово?
— Да-да, просим, милости просим. Одну минуточку только, я сейчас заливное поднесу.
Легкая заминка у ступенек крыльца, наконец, Георгий Эдуардович широким жестом пропускает девушку вперед: «Прошу, прошу!»
На этот раз стол накрыли в парадной комнате на первом этаже. Все должно быть честь по чести раз в дом входит законная наследница половины всего имущества покойного Эдуарда Листова, и этого особняка, быть может, тоже. Все зависит от того, как договорятся о разделе наследства. В парадной комнате Нелли Робертовна распорядилась выставить знаменитый портрет в розовых тонах.
Майя еще слаба, идет медленно, осторожно, а добрый Егорушка тут как тут, поддерживает ее под Руку:
— Осторожно, ступеньки!
Она поднимается на веранду, а потом в сопровождени Нелли Робертовны и Егорушки входит в дом. Дверь широко открыта. Майя щурится, попав из яркого солнечного дня в прохладные сумерки большой комнаты. Почему же задернуты занавески? Ярко освещена только картина, висящая на стене. Наверное, именно к ней в первую очередь хотели привлечь внимание гостьи. Это портрет. Сначала Майя замирает, потому что не может поверить в то, что она видит. Женщина на портрете кажется очень и очень знакомой, только намного моложе, чем та, которую она знает. Совсем юная девушка стоит в березках, держит в руках корзину, полную грибов. Да это же…
— Мама! — на глазах у Майи появляются слезы. Как же это? Почему здесь? И она начинает громко рыдать: — Мама, мамочка… Мама…
— А говорили, что у нее не все в порядке с головой, — сквозь зубы говорит Наталья Александровна, внимательно наблюдающая за происходящим — Все она, оказывается, помнит!
— Видимо, поспособствовало, — усмехается Олимпиада Серафимовна. — Память вернулась.
— Спасибо, Нелли, — пожимает плечами Вера Федоровна. Она все еще переваривает заявление бывшего мужа о том, что он собирается лишить старшего сына наследства.
— Девочка ты моя! — Нелли Робертовна осторожно прижимает к себе плачущую Майю. Сейчас ей почему-то жалко себя, не ее. Такая тоска охватила вдруг, такая тоска! Услышать бы хоть раз в жизни эти слова: «Мамочка, мама!» Ну, почему, за что? — Девочка ты моя!
Георгий Эдуардович отчего-то мнется, неловко протискиваясь за стол.
— Ах, какая трогательная сцена! — притворно вздыхая, говорит Вера Федоровна. — Какой пассаж! В самом деле, ма шер…
— Да помолчала бы ты, наконец! — неожиданно накидывается на нее бывший муж. — Ты хотя бы знаешь значение всех этих французских слов?
— Георгий Эдуардович, как ты можешь?!
— Могу. Но об этом мы с тобой потом поговорим. Сейчас все внимание нашей гостье. Нелли, проси же ее к столу. И остальных рассаживай. Распоряжайся, одним словом.
Олимпиада Серафимовна при этих словах недовольно морщится. Она, как старшая дама, рассчитывает на положение хозяйки дома, тем более что со второй женой Эдуард Листов незадолго до смерти развелся.
31 
