очень нудно 
35 
— Привет!
— Егорушка? Ты уже встал?
— Да. Знаешь, я весь вечер думал о тебе, проснулся рано, в окно стал смотреть. Увидел тебя и вышел.
— И что же ты думал?
— Тебе деньги очень нужны, да?
— Деньги? Нет, я не затем.
— А зачем тогда? Приехала на папину родню посмотреть? Мне почему-то кажется, что ты сейчас нам всем устраиваешь экзамен.
— Я?! Экзамен?!
— А мы его не выдерживаем. Знаешь, а я, оказывается, тоже жадный.
— Ты?
— Ну да. Мне не хочется уезжать из этого дома.
— Тебя никто и не гонит.
— А ты?
— Я?
— Разве тебе завещание еще не показывали? Здесь все твое.
— Погоди. А как же Георгий Эдуардович, твой отец?
— А! — рассеянный взмах рукой. — Ты знаешь, я несчастья предчувствую.
— Несчастья?
— Да. Я потому заснуть долго не мог, что предчувствовал. У меня уже так было перед дедушкиной смертью. А сегодня долго не мог заснуть, а потом отключился вдруг и увидел страшный-престрашный сон. Будто дедушка пришел и по дому ходит. Ищет кого-то. Я спрятался, так он мимо прошел. А потом вдруг раздался чей-то крик.
— Где?
— Во сне. Кто-то кричал, Маруся.
— И что?
— Ну, это значит, что дедушка кого-то поймал. Значит, скоро в доме будет еще одна смерть.
— Ты глупости говоришь.
— Да?
— Не читай на ночь страшных книг.
— Ты тоже думаешь, что я инфантильный? Что мои ровесники не только начали курить, но и бросить уже успели? Что я не должен дома ночевать? Что у меня в двадцать три года уже могли быть и жена и ребенок? А я, между прочим, еще ни с кем даже ни разу не целовался. Вот. Думаешь, это ужасно?
— Да ничего я не думаю! — Майю тоже несколько раз называли инфантильной. Мама называла. Она и сама знает, что это ужасно: в девятнадцать лет только два раза поцеловаться тайком в подъезде, и краснеть, встречая в книжках откровенные сцены. Почему же так получилось?
А что говорит Егорушка?
…— Почему? Я тебя попрошу об одном, можно?
— О чем?
— Боюсь. Стесняюсь.
— Ну, говори.
— Не влюбляйся в Эдика. Пожалуйста.
— Что за чушь? Как я могу в него влюбиться? Во-первых, он мне… племянник, а во-вторых, я его никогда не видела.
— Он придет. Деньги нужны, поэтому придет. Нелли Робертовна иногда ему дает, а вот папа на порог поклялся не пускать. Ты не люби его.
— Папу?
— Эдика. Не люби. — Голос у Егорушки жалобный, просящий.
— Да никого я не собираюсь любить! Меня здесь вообще скоро не будет!
— Настя тоже его ругала раньше. А теперь любит. А он врет. Всегда врет. Настя некрасивая. И денег у нее теперь нет. Раньше Эдик думал, что она через Нелли Робертовну все получит. А Настя все ждет его. — И вдруг, таинственно понизив голос: — Я знаю, кто ее любит. По-настоящему…
— Егор!
Наталья Александровна на крыльце машет рукой:
— Подойди сюда, Егор!
— Да, мама! Иду, мама.
И напоследок, убегая, так же жалобно:
— Не люби его.
Этот Егорушка явно не в себе. Точно. Майе вдруг хочется убежать. Из этого сада, из этого дома. Наталья Александровна, бросив сыну грозное «иди в дом», поспешно направляется к ней:
— Доброе утро, дорогая моя! Вот, привыкла рано вставать, магазин требует постоянного присмотра. Все кручусь, кручусь, как белка в колесе. Решила на несколько дней устроить себе маленький отдых. Ну, что здесь наговорил мой неразумный ребенок?
— Ничего не наговорил.
— Да брось! Я слишком хорошо знаю своего Егорушку! Но ты не обращай внимания на то, что он болтает. Егорушка родился семимесячным, а потом долго отставал в развитии от других детей. Рос медленно, голову поздно начал держать, поздно ходить, поздно говорить. В школу пошел с восьми лет. Да, дорогая, с восьми. И до сих пор он ребенок. Просто большой ребенок. И книги эти глупые… Зачем столько читать? А главное, зачем верить, что в жизни все, как в книгах? Эти люди хорошие, те плохие. Сколько я его по врачам водила! Но, видно, так и останется убогим на всю жизнь.
— Зачем вы так? Он же ваш сын! Вы же любить его должны, жалеть!
— Я и люблю. И не надо на меня так смотреть, дорогая. Все, что я сейчас делаю, я делаю ради своего сына. Он не в состоянии о себе позаботиться. И отец о нем не в состоянии позаботиться. Окрутить Георгия любой энергичной особе пара пустяков. Я имею в виду не сына, а бывшего мужа. Он без разговоров отдаст ей и имя свое, и состояние. Надо только надавить. Посильнее надавить. Ах, что я говорю! И второй Георгий такой же! Послал же мне Бог мужиков! Лишь бы только не успела уже какая-нибудь… Извини, дорогая. Я что-то заболталась.
35 
