24 
— Слуфай, а давай не оставаться на продлёнку… А махнём в Пуфтю, в мои края. Такая погода! Грех кантоваться на продлёнке. Петрусь неуверенно пожал плечами:
— Не знаю. Могут быть неприятности… и тут… и дома.
— Ну! Капитан! Какие неприятности? Фто ты? У тебя телефон есть?
— Есть.
— В случае чего — позвоним. Там же автоматы возле каждого дерева. Я тебе фто-то покажу! Зафатаефся!
Петрусь нерешительно оглянулся. Рядом стояли Гришка Гонобобель, Кум Цыбуля, Антоша Дудкин, Аллочка Грацианская, Оля Татарчук и Нина Макаренко (Макаронина) из четвёртого «Б».
— Кто хочет? — повернулся к ним Боцман. — Пуфтя — это же совсем рядом. Два фага. До Подола. А там на двенадцатом трамвае. И всё. А? Такая погода!
Если бы не Аллочка Грацианская и не Макаронина, кто знает, может, ничего бы и не было.
Но вдруг Макаронина сказала:
— А мы недавно ездили. Я даже ногу поранила. — Она показала свежий шрам на ноге и сразу отошла, чтобы «ашники» не подумали, что она набивается к ним в компанию.
Аллочка Грацианская вдруг улыбнулась своей очаровательной улыбкой:
— А что? Я бы поехала. Я люблю путешествовать… Когда такое говорит первая красавица в классе, то надо быть последней шляпой, последней тряпкой, надо немедленно менять брюки на юбку, если ты ещё колеблешься. А когда в придачу оказывается что «бешники» уже были, то… Капитан коротко бросил:
— Поехали!
Антоша Дудкин и Кум Цыбуля молча кивнули, Гришка Гонобобель хоть и скривился (ему было неприятно, что активное участие в этом приняла Макаронина, с которой у него были личные счёты), но тоже кивнул.
Оля Татарчук переглянулась с Аллочкой Грацианской, прочитала в её глазах мольбу ("Не оставляй меня, пожалуйста, одну с мальчишками") и тоже согласилась.
Оля Татарчук была белобрысая. И не просто белобрысая — более белобрысой, чем она, не было, наверное, во всей школе. Светлые-светлые волосы, белые брови, белые, словно припорошённые мукой, ресницы и светло-серые глаза. Рядом с Аллочкой она напоминала фотонегатив. Но почему-то именно к Аллочке она всё время тянулась. Она была какая-то чудачка, эта Оля Татарчук. Она всё время кем-то восторгалась, а себя всегда унижала ("Ой, какой ты молодец!.. Ой, как тебе идёт эта кофтюля!.. Ах, как ты хорошо отвечал сегодня на английском! Молодчинка!.. А я так мямлила на математике! Ужас!").
Люди любят, чтобы им говорили приятное, и к Оле в классе относились хорошо.
Потому никто из хлопцев не имел ничего против того, чтобы поехала и Оля.
Всю дорогу Боцман не умолкал ни на минуту. Он вовсю расхваливал прелести Пущи-Водицы, которую знал "как свой карман" (так он сказал). Какие только приключения не случались с ним в Пуще! И лося-великана он однажды встретил, и галчонка, выпавшего из гнезда, назад положил, и лесной пожар тушил, и маленькую девочку из детского садика "Советская Украина", которая в лесу заблудилась, на Шестую линию провёл… Ну не Боцман, а Герой Советского Союза. Оля Татарчук то и дело восторженно хлопала в ладоши:
— Ну, молодец! Ух, здорово!
А красавица Аллочка смотрела только на него, не даря взглядов никому другому.
Гришка Гонобобель уже жалел, что поехал.
— Всё! Пятая линия! Выходим! Выходим! Вылазим! — закричал наконец Вася.
И они высыпали из трамвая.
Вход в парк с ажурным, несколько старомодным штакетником. Высокие мачтовые сосны. И неповторимый запах леса.
— Вперёд! За мной! — бодро махнул рукой Боцман и быстро зашагал, почти побежал по асфальтированной аллее.
В парке было безлюдно. Будний день, рабочее время…
Только в укромном месте на скамейке под плакучей ивой сидела какая-то пожилая парочка — видно, курортники.
Неожиданно сверкнула на солнце вода. И показалось длинное озеро, через которое был переброшен мостик с деревянной беседкой посредине — резные столбики, ажурный под крышей штакетник.
— Ой! Красота какая! — восторженно закричала Оля. — Я никогда тут не была.
Озеро действительно было очень красивое, берега поросли вековыми деревьями, на воде плавали жёлтые опавшие листья.
Но Боцман, видимо, привёл их сюда не только любоваться красотой озера.
— Вперёд! — воскликнул он и повел одноклассников через мостик.
Слева от мостика, у деревянного причала, было привязано десятка два лодок, а на берегу стоял домик — лодочная станция.
На крылечке домика сидела на стуле и читала книжку крупная женщина в красной косынке, по-пиратски перевязанной наискосок через лоб.
24 
