И это ему удалось или почти удалось. Его работа – суровые будни военного летчика и астронавта – просто не оставляла места для сентиментальности. На протяжении нескольких лет Харта специально учили реагировать на любые непредвиденные ситуации механически, рефлекторно, и он незаметно для себя перенес эту практику в личную жизнь. На все внешние раздражители он реагировал строго рационально, не позволяя чувствам влиять на его решение.
Жить, доверяясь исключительно рассудку, оказалось довольно удобно и просто, и Харт начинал испытывать затруднения, только когда дело касалось эмоциональной сферы. И это злило его, поскольку Харт всю жизнь считал, что все эти «охи и вздохи» – для девчонок и слюнтяев.
– Есть там что-нибудь попить? – сердито проворчал он, и она протянула ему открытую банку «Горной росы».
– И что же заставило тебя изменить мнение? Ну, насчет того, что Пакс любит тебя…
– А-а, и ты туда же… Я думал – ты другая.
– Куда – «туда же» и какая именно «другая»? – с холодком в голосе осведомилась Мелина.
– Не такая, как все женщины. Женщины любят разговаривать, обсуждать, анализировать, обобщать. Я думаю, им нравится знать, что заставляет других людей поступать тем или иным образом. В особенности – мужчин.
– Это потому, что вы, мужчины, такие непонятные и… удивительные.
– Благодарю, мэм… – протянул Харт насмешливо.
– Спокойно, ковбой. Я имела в виду не тебя, а мужчин вообще. Как биологический вид. За вами очень любопытно наблюдать – пытаться понять, как вы думаете, как реагируете. Мужские реакции, как правило, совершенно не такие, как женские.
– Значит, мы, мужчины, тебе нравимся? Как вид?
– Да. Очень.
– Вот как? – Он повернулся к ней. – В таком случае ответь мне на один вопрос: в котором часу тебе больше всего нравится заниматься сексом?
– Когда у меня есть настроение им заниматься.
– То есть не всегда? Не во всяком месте, не во всякий час? И говорить об этом ты тоже не любишь?
Она бросила на него рассерженный взгляд, что, по-видимому, должно было означать решительное «нет».
– Ла-адно… – Харт почесал в затылке. – Тогда давай поговорим о чем-нибудь другом. Например – о политике. Скажи, тебе известно положение «На Берегу Слоновой Кости»?
– Мне известно только, что на Берегу Слоновой Кости колени и локти сотрешь до кости, – ответила она. – Старо, как мир, Вождь.
– Я думал, это чисто военная шуточка. – Он хмыкнул.
– Среди гражданских тоже есть люди, способные смеяться над подобной глупостью.
– Так какое твое любимое положение?
Она постаралась сохранить непроницаемое выражение лица. Харт смешно зашевелил бровями, надеясь выжать у нее улыбку, но его усилия пропали втуне. Мелина не собиралась ни краснеть, ни затевать с ним игривый разговор, полный недосказанностей и двусмысленных намеков.
Наконец Харт перестал корчить рожи и покорно вздохнул:
– Ладно, будь по-твоему… Так на чем мы остановились?
– Я спросила – почему ты решил, что отец тебя разлюбил.
– А-а, это… – Харт продолжил не сразу. – Должно быть, просто утратилось ощущение новизны. Пакс был авиатехником. Сам он летать не мог из-за болезни среднего уха, но механиком был классным. Когда мне было лет семь, его как отличного специалиста отправили обслуживать новые реактивные бомбардировщики, которые только-только испытывались и базировались на специальном аэродроме в пустыне. Постоянно туда ездил, и его командировки понемногу становились все длиннее и длиннее, а перерывы между ними – все короче. Он, разумеется, утверждал, что это очень важная и секретная работа, но в маленьких гарнизонах мало что можно скрыть. Просочились слухи, что Пакс завел себе подружку…
Я не знаю точно, была у него тогда любовница или нет, но именно с тех пор Пакс и мать стали спать в разных комнатах. Примерно в то время их брак из неудачного начал превращаться в кошмар. Совесть Пакса была неспокойна, и он начал все чаще и чаще обращать внимание на цвет моих глаз – дескать, с чего бы это они у меня синие, тогда как у матери глаза были черными, а у него, как ты, наверное, заметила, темно-карие. Он никогда не обвинял мать в измене прямо, однако его намеки – достаточно прозрачные – действовали на нее так, как если бы он каждый день ее избивал. В конце концов мама впала в отчаяние и утратила всякую волю к борьбе, чего, я думаю, Пакс и добивался. Вскоре они развелись. Примерно в то же время отца демобилизовали, и он уехал к себе на родину, в Техас. Правда, поначалу он довольно часто приезжал к нам в Холломан, чтобы повидаться со мной, однако, когда мне исполнилось двенадцать, его визиты стали совсем редкими и нерегулярными. Уже тогда Пакс связался с этой конторой по прокату самолетов; он утверждал, что ему нужно поскорее встать на ноги и что поэтому ему трудно выкроить даже один-два дня для поездки, но дело было не в этом. Во всяком случае, для путешествий в Вегас время у него всегда находилось.