Последние отзывы

  62  

* * *

После войны в Лондоне вышла монография о линкоре «Тирпитц», где подробно изложен весь его путь. Подборка иллюстраций наглядно показывает нам «Тирпитц» и в боевом могуществе, и в том виде, когда он уже валялся кверху килем. На днище линкора виден лист обшивки, аккуратно отодранный, словно немцы через эту искусственную «пробоину» желали спасти остатки команды…

Касаясь судьбы каравана РQ-17, автор монографии пишет:

Дело было действительно отвратительное…

Крейсера Хамильтона и эсминцы Брума еще летели в сторону эскадры Дж. Товея на 25 узлах. Один из крейсеров нес на своей палубе обгорелый костяк германского самолета, врезавшегося в его надстройки, и среди обломков – никем не убран! – сидел за штурвалом, оскалив зубы, мертвый фашистский пилот. Перехваченная радиосводка противника гласила, что американский крейсер уничтожен смелым тараном торпедоносца, что вызвало веселое оживление на крейсерах США: «“Уиччита”, – запрашивали с мостика “Тускалузы”, – это случайно не вас ли вчера угробили?» – «Лучше посмотрите на себя, – мигал прожектор на “Уиччите”, – мы давно подозреваем, что за нами гонится один глупый призрак».

Хамильтон многое понял за ужином, когда вестовой, обычно не раскрывающий рта, вдруг сказал со слезами в голосе:

– Простите, сэр, но я думаю, что мы напрасно бросили этот несчастный караван. Боже, что с ним творят сейчас немцы!

Хамильтон полагал, что своим маневром на запад он увлекает за собой и «Тирпитц» с его эскадрой. Крейсера как бы наведут линкор Гитлера на линейные силы Товея, а тот – мастер своего дела! – как следует всыплет немцам из главного калибра башен. Каково же было адмиралу узнать, что Дадли Паунд издал бессмысленный приказ! И никто за ними не гнался. А крейсера, по сути дела, дезертировали с позиции.

В кубриках было неспокойно. Матросы открыто осуждали Уайтхолл, который, по их мнению, попросту велел им удирать от немцев… Ничуть не лучше было и самочувствие на эсминцах Брума, которые, закусив удила, галопом неслись за Хамильтоном, уверенные, что спешат в сражение. Известие, что «Тирпитца» нет в океане, повергло экипажи в состояние тяжелой депрессии. Брум поднес к лицу эбонитовый набалдашник радиотелефона связи ТBS:

– Сэр, я вполне созрел для того, чтобы повеситься. Великий Боже, что же мы натворили! Мои эсминцы будут счастливы броситься назад – к несчастному каравану РQ-17.

– Которого они уже никогда не найдут, – подавленно отвечал Хамильтон. – Очень жалею, что я не родился адмиралом Нельсоном, который побеждал только потому, что смолоду взял за правило поплевывать на все приказы из Уайтхолла…

Положение было безвыходным. Ведь случись так, что РQ‑17 сохранился в целости, крейсера уже не могли вернуться к нему, ибо форсированный отход, похожий на бегство, истощил запасы их нефтяных «ям». Утром 6 июля Хамильтон и Брум настигли линейные силы Товея. Немецкая эскадра – после атаки Лунина – уже втянулась обратно в «чулки» фиордов, как щупальца осьминога, по которым больно ударили. Напрасно брошенные транспорта истошно призывали корабли Home Fleet’а вернуться для их защиты – они не пришли! Рядовые матросы боевых кораблей чувствовали себя предателями, но трагическая ситуация войны была решена заранее, и честные моряки – англичане и американцы – уже не могли спасти положение. Флот британской метрополии медленно разворачивался на «собственную спальню» его величества – на Скапа-Флоу! Гнев нижних палуб сочился через люки, достигая кают-компаний. Надо было что-то предпринимать, чтобы утихомирить матросов.

Хамильтон велел экипажу флагманского «Лондона» собраться на палубе. С микрофоном возле посеревших губ адмирал сначала предупредил: пусть все, что они услышат сейчас, здесь же, под флагом «Лондона», навсегда и останется.

– Очевидно, мы предали караван, но учтите, что нас тоже предали. Меня заставили исполнить то, чего нельзя было исполнять. Еще ни разу в жизни, – говорил Хамильтон, – я не выполнял приказа с таким нежеланием, как этот дикий приказ об отводе наших крейсеров. День четвертого июля – это черный день биографии британского флота. И моей биографии тоже! Я, как и вы, уверен, что, покидая караван, мы приносили жертву не богу войны, а дьяволу тайной политики. Я еще не во всем разобрался как следует, но чувствую, что виноват в этом один большой дурак, которому помогали его дураки-помощники…

  62