102 
— Но он мне верил, он меня любил, я всегда разыгрывал перед ним бескорыстного ученого, а ведь на это у меня не было права…
— Вздор! — крикнул первый голос.
Закрывая за собой дверь, я вспомнила странную историю о мистере Джекилле и мистере Гайде, эту классическую фантазию Честертона о перевоплощении личности, и мне показалось, будто Джекилл и Гайд ссорятся внутри Разума. Что ж, это ничуть не фантастичнее, чем ссора Разума с роботом.
— Мне кажется, что скорее всего он сам помешался, — сказала я Преслу, когда из кабинета стал доноситься шум падающей мебели. Мы слышали, как Разум швыряет на пол колбы и пробирки.
— Но я-то еще в своем уме! — воскликнул Пресл и устремился в кабинет. Я уже не могла удержать его
Мы нашли моего мужа в разгромленной лаборатории. Кто бы сейчас узнал в нем вчерашнего преуспевающего доцента?!
— Хватит этой комедии, Пресл! Не мучьте меня больше! Вы победили, и я сдаюсь! Приготовь нам чай, Елена, ведь мы еще не завтракали.
Я ушла на кухню готовить чай, но оставила дверь открытой, чтобы не упустить ни словечка из их разговора.
— Сдаюсь вам на милость, — повторил муж.
— А где же ваш робот?
— Перестаньте! — снова закричал Разум. — Вы отлично понимаете, что он существует только в вашем воображении! Я всегда знал, что вы умный человек… Ладно, Пресл, я заявлю во всеуслышание, что вы — подлинный автор моего открытия, что это была ваша идея, а я ее только разработал. Этого хватит?
«Так вот оно что, — подумала я, не оборачиваясь, потому что как раз закипал чайник. — Стало быть, история со старым Чапеком была для Пресла всего лишь предлогом, своего рода аллегорией, под прикрытием которой он отстаивал собственные права. Всю эту историю с роботом Пресл придумал, чтобы разоблачить мужа. Главное для Пресла — собственные заслуги, собственный успех! Он столь же ничтожен, как и все остальные! А еще что-то городил мне насчет «простой жизни среди природы»!
У меня так дрожали руки, что я чуть не обожглась, — никак не могла закрыть газ. А в комнате за моей спиной все еще было тихо.
— Я вас не понимаю, — тихо сказал Пресл.
— Вам и этого мало? Хотите, чтобы я сам себя разоблачил, чтобы публично признался в том, что присвоил чужое открытие? Не слишком ли это жестоко? Я знаю, что сам воспитал вас и слишком смело говорил при вас о новых принципах, о бескорыстном сотрудничестве, о единении людей науки. А сам изменил этим принципам, изменил высшим идеалам. Но выто знаете, что коллективные работы общеприняты в научной практике. Первоначальная научная идея по мере своего претворения в жизнь претерпевает столько изменений, что соавторы обычно не спорят о Первенстве и в большинстве случаев подписываются под работой всем коллективом. Я этим пренебрег, — вот в чем, очевидно, моя ошибка. Я присвоил всю славу себе, а вас семерых оставил в тени. Я действительно поступил, как робот, и готов исправить это. Я опубликую заявление в печати, сообщу, что открытие сделано доцентом Разумом и коллективом. Или коллективом под руководством Разума, а? Или просто нашим институтом, сниму вообще свое имя… Не глядите так на меня, юноша, я не совершил никакого преступления. Мой поступок не наказуем, мало кто из ученых осудил бы его, ведь такова жизнь. Так как же, а?
«Наверное, он выдержал страшный поединок с самим собой там, в лаборатории, — думала я, ставя чашки на стол. — И что только ему пришлось пережить, чтобы сейчас так унижаться перед младшим сотрудником?! Как сильна, должно быть, была в нем жажда успеха и славы, если еще несколько минут назад он подступал ко мне с угрозами, а вчера вечером хотел упрятать Пресла в сумасшедший дом?!»
— С первой же минуты я понял, что вы не настоящий Разум. С того момента, как вы посмотрели на нож, — сказал Пресл.
— Чего ты от меня хочешь, мальчишка? В твои годы я еще мыл пробирки! Что бы из тебя вышло, если бы я не принял тебя в институт! Ты должен на коленях благодарить меня! Идеи бывают у каждого, не только у тебя одного, главное — реализовать их, понял? Вот выгоню тебя из института, можешь тогда записывать свои идеи углем на стене. Какой от них будет прок? Кончишь, как этот жалкий Чапек, смерть которого ты пытался приписать мне. Или как все другие сумасброды, воображающие себя изобретателями. Станешь одним из многих. Если ты не перестанешь дурить, я тебя выгоню. Мне легко тебя погубить: Яна хоть завтра подтвердит, что ты клеветал на меня только потому, что ревнуешь ее ко мне. Ты считаешь, я живу с ней? Вот потому-то ты все это и выдумал! Не радиидеального образа ученого, как ты пытаешься меня уверить, не ради каких-то высоких идей, а из-за примитивной звериной ревности, которая куда хуже, чем мой поступок, пусть даже ущемляющий авторские чувства. Ты двуличный человек, ты хуже, чем я: хочешь погубить меня из-за женщины, то есть по самой заурядной причине, которая с первых дней бытия тормозит историю человечества. Но я этого не допущу.
102 
