211 
Вторая линия — это как раз те выводы, которые должен сделать сам читатель, призванный не только выслушивать исповедь Хоггарта, но и судить ее с позиций современного мировоззрения. Эта линия отнюдь не столь очевидна и далеко не столь проста, однако именно в расчете на нее и написан роман, для ее реализации в романе расставлены автором все акценты, созданы необходимые предпосылки.
Хоггарт понимает, что человечество, может быть, пока еще не в состоянии расшифровать Послание со звезд потому, что многого попросту не знает. Естественные науки еще не поднялись пока на те вершины знания, которых достигли неведомые Отправители. Мучительно ощущая неполноту, односторонность своих представлений о мире, Хоггарт понимает, что причина этого явления в шаткости, неполноте философской и социологической базы его знаний. Без подлинного единства философского и научного мышления все усилия найти ключ к звездным сигналам заведомо обречены на неудачу. Именно с этих позиций Хоггарт подвергает уничтожающей критике бесплодие и бессилие позитивизма, претендующего в системе буржуазного мировоззрения на роль пастыря естественных и социальных наук.
Хоггарт — плоть от плоти окружающего его мира. Но, будучи ученым, мыслителем, творцом, он логически приходит к его отрицанию. Отрицание Хоггартом буржуазного мира скорее интуитивно и эмоционально, чем последовательно логично. Окружающее для него неприемлемо прежде всего потому, что оно кажется ему “неразумным”. Но как бы там ни было, для Хоггарта очевидна удушливость окружающей обстановки, бессмысленность и неадекватность общественных форм своего мира, ограниченность и негуманность буржуазной культуры.
Хоггарт вполне обоснованно предполагает, что непосредственное, образное восприятие конкретных особенностей чужой культуры, ее конкретных форм, сложившихся на иной естественной и эмоциональной основе, по-видимому, невозможно. Тем не менее в системе научного знания можно воспринять рациональное содержание, предметный мир, сами идеи чужой жизни — в этом Хоггарт, отнюдь не страдающий агностицизмом, твердо убежден. Поэтому он и приходит к выводу, что одна из главных трудностей, мешающих расшифровке звездного Послания, состоит не столько в отсутствии позитивного знания, сколько в недостатке некоей обобщенной социальной “мудрости”.
Главной причиной, почему человечество еще не созрело для космических контактов (а шире — для космического этапа своей истории) является его разъединенность. Наиболее страстны те страницы повести, где Хоггарт говорит об этом социальном “неразумии” человечества — о политическом антагонизме, гонке вооружений, поглощающей колоссальные средства, о секретности, подозрениях, тотальной слежке) которой окружает участников Проекта Пентагон. Высшая мудрость Отправителей (которые, как полагает Хоггарт, тоже прошла путь развития, подобный нашему) состоит в том, что они уже преодолели эту — прежде всего социальную — неподготовленность. Символом их высшей мудрости является та надежность, с которой Отправители оградили от “неподготовленных” знания, содержащиеся в посланном ими сигнале.
Нетрудно увидеть в рассказе о фантастическом, вымышленном проекте “Глас Господа” многочисленные параллели с известным и вполне реальным Манхэттенским проектом, разработанным в свое время для создания атомной бомбы. Параллели эти не случайны. И проект “Глас Господа”, и Манхэттенский проект посвящены, по существу, сходным целям — овладению такого рода знаниями, которые по своей природе должны принадлежать всему человечеству. Иначе не только цели исследования, использование его результатов, но и сама исследовательская процедура не могут не искажаться, не деформироваться. Не может быть аффективной творческая деятельность, если люди не приемлют навязанных им антигуманных целей, если они боятся результатов собственного творчества и презирают себя за участие в этом процессе. Буржуазность враждебна не только поэзии (как писал когда-то Маркс), она враждебна и гуманистическим целям науки. Именно в этом в конечном счете состоит, по мнению Хоггарта, одна из главных причин заранее предопределенного краха Проекта.
Осуждая буржуазный социальный мир, его культуру, горестно сетуя на “неподготовленность” земной цивилизации к космическим контактам и космическому этапу своей истории, Хоггарт, безусловно, рассуждает как гуманист. Однако его концепция “неразумности” буржуазного социального мира скорее эмоциональна, чем научна. Гуманизм Хоггарта абстрактен, умозрителен, ибо он пытается, по существу, рассматривать наше земное бытие, современный нам мир с позиций “надчеловеческих”, внеисторических и неконкретных. Гуманизм Хоггарта лишен прочного научного основания, позволяющего не только разрушать, но и уверенно созидать. Именно потому его гуманизм не может вылиться в активное социальное действие, не дает представления о путях реальной, практической созидательной борьбы с отжившим. Именно эта абстрактность гуманизма Хоггарта и его друга физика Протеро делает их беспомощными и безоружными перед силами зла. В этом — источник той трагической тональности, которой окрашены размышления Хоггарта.
211 
