190 
– Не беспокойся, дорогая, мы скоро приедем. А ты тем временем немного отдохнешь.
Они с Андре довольно быстро отыскали уютное и чистое кафе и повернули обратно, но тут Элиана, не удержавшись, решила на минутку заглянуть в чудесную, пленительно-изящную итальянскую церковь, украшенную легкими стройными колоннами, тончайшей работы капителями, скульптурами и мозаикой. В отличие от навевающих печаль, тянущихся ввысь строгих готических соборов Парижа, прохладный полумрак этого храма действовал успокаивающе, пробуждал особые глубокие размышления, усыплял тревогу. Таинственная игра красок, совершенство пропорций, удивительная гармоничность линий…
Женщина заметила, что и Андре стоит как зачарованный, разглядывая изображения святых. Ну да, конечно, ведь даже Бернар, вдоволь хлебнувший правды жизни, никогда не переставал верить во что-то чудесное, преклоняться перед мистическим, любоваться прекрасным.
Сами того не желая, они задержались в церкви дольше, чем предполагали, и когда Элиана вернулась на площадь, то увидела, что Розали спокойно сидит на прежнем месте, но Мориса нигде нет.
Женщина испуганно оглянулась. Кругом дома, зелень, люди, тележки с фруктами и овощами, привязанные к деревьям лошади и… никого.
Она подбежала к Розали.
– А где Морис? Куда он ушел?
– Не знаю, – сказала девочка. – Я и не заметила, как он исчез. Элиана метнулась туда-сюда. Напрасно!
– Давай я поищу его, мама! – предложил Андре.
– Нет-нет! Ты останешься здесь, с Розали, – решительно произнесла женщина. – Я найду его сама. Не хватало, чтобы еще кто-нибудь потерялся.
Она уже забыла, что чувствуешь, когда внезапно кого-нибудь теряешь, когда вдруг происходит то, чего никак не должно было произойти: все внутри опускается, придавленное свинцовым, сковывающим мысли страхом. Человек словно ничего не слышит и не видит, только чувствует частое и неровное биение сердца в груди.
Элиана пошла сначала в одну сторону, потом – в другую, поминутно расспрашивая прохожих и убеждая себя в том, что с мальчиком не могло случиться ничего плохого.
Наконец, приблизительно через полчаса после начала поисков, она обнаружила его в одном из окружавших площадь, тихих, тенистых, зеленых двориков – он мирно сидел на скамье с таким видом, будто только и ждал, что его вот-вот найдут.
Элиана испытала столь сильное облегчение, что вместо упреков была готова осыпать Мориса поцелуями, но, поразмыслив мгновение, заглушила в себе вспышку невольной радости и, подойдя к мальчику, спокойно и сурово произнесла:
– Что ты себе позволяешь! Почему ты здесь? Как ты мог оставить Розали! Посмотри на меня!
Морис взглянул на мать, и Элиана вздрогнула, увидев, что он смотрит на нее ее же глазами.
– Почему ты молчишь? – сказала она. – Я же с тобой разговариваю!
Но мальчик надулся и не отвечал. Когда женщина протянула руку, желая коснуться его плеча, он отодвинулся в сторону.
– Не надо, я уже не маленький! Тем более ты все равно меня не любишь, да никогда и не любила!
Элиана почувствовала внезапную тяжесть в ногах, а в висках – странный холод. Она присела на скамью рядом с сыном и тихо спросила:
– Почему ты так говоришь, сынок?
Он пожал плечами.
– Ты любишь других, а обо мне и думать забыла. – И, помолчав, прибавил: – Вот папа – тот всегда помнит обо мне. И тетя Дезире, и дядя Эмиль!
Это прозвучало совсем по-детски, и Элиане пришла в голову спасительная мысль: Морис говорит то, что в минуты обиды хотя бы раз в жизни произносит любой ребенок. Она оглянулась вокруг и вдруг поняла, что этот солнечный день, играющее красками жизни настоящее и сидящий рядом мальчик, ее сын, не имеют никакого отношения к прошлому, к тому, что случилось много лет назад. Те страшные, неприятные воспоминания давно уже умерли в ней, осталась лишь любовь, любовь к своему ребенку – непреодолимое прекрасное чувство.
Элиана пригляделась к Морису. Мальчик был очень красив: темно-русые волосы лежали блестящими кольцами, на щеках пылал нежный румянец, светло-карие, обрамленные черными ресницами глаза ярко блестели. И ей со стыдом подумалось, что одиннадцать лет назад она чуть было не оставила это сокровище у монахинь, едва не вручила его судьбу неизвестным людям, каким-то чудом не потеряла его навсегда. В эти минуты женщина чувствовала то, что обычно чувствует человек, пробуждаясь после кошмара: остатки страха и в то же время радость – оттого, что все это случилось во сне.
190 
