очень нудно 
65 
Он был строен и высок; ноги казались еще длиннее из-за блестящих, почти до колен сапог, узкие бедра облегали брюки из плотной саржи, тонкую талию подчеркивал кожаный ремень, а ширину плеч – подбитая мехом куртка.
– О чем это я? – промолвил он с улыбкой, глядя на молодую женщину, и глаза его серебрились, точно дождевые капли в лучах забрезжившего утра. – О политике? Безумец! – Подошел и, обняв Элиану, произнес: – В твоем присутствии я не в состоянии думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя. Наверное, это и есть настоящая любовь.
Когда он это сказал, Элиане показалось, что ее тело пронизали светлые, успокаивающие лучи и откуда-то заструилась волна мягкого, проникающего прямо в сердце тепла.
Она обвила руками шею Максимилиана и приникла к его губам в упоительном поцелуе. Капюшон ее пальто упал на плечи, светлые волосы заструились по ветру; лицо молодой женщины разрумянилось, глаза сияли…
А над их головами пылал закат: багровые тучи, алый диск солнца, золотистая вечерняя мгла. Языки призрачного огня лизали поверхность океана, гривы пены окрасились в розовый цвет, и брызги волн рассыпались по палубе, словно горсть золотых монет. И хотя кругом было прекрасно, как в раю, здесь, в открытом пространстве, вдали от цивилизации постоянно ощущалась суровость дикой природы. Ветер был резок, воздух прохладен и пронзительно свеж; все вокруг было буквально пропитано солью – от нее щипало глаза, путники чувствовали ее на губах, на коже…
И Элиана думала о том, что под грузом жизненных тягот она разучилась вслушиваться в музыку природы, созерцать ее вечные картины и задумываться о том, что значит не «ждать», не «делать», а просто «быть».
– Спустимся в каюту? – шепнул Максимилиан, и молодая женщина кивнула, смущенно опустив длинные ресницы.
Когда они очутились внизу, Максимилиан страстно обнял Элиану и принялся срывать с ее тела покров за покровом, а молодой женщине казалось, что он обнажает ее столь долго закрытое для любви и радости исстрадавшееся сердце.
Он пылко ласкал ее, и она отвечала с такой же горячностью, а через несколько минут замерла в неподвижности, словно этот страстный порыв отнял у нее последние силы, тогда как Максимилиан продолжал целовать ее лицо, шею и грудь.
– Я люблю тебя! – тихо повторял он. – Как я тебя люблю!
Потом они лежали рядом, и Максимилиан, обнимая Элиану одной рукой, рассказывал ей о своих планах, а она молча слушала, и хотя огонь только что испытанного наслаждения еще не потух в ее теле, мысли унеслись далеко вперед.
Они были одни в целом мире, за стеною тяжело шумел океан, и Элиана думала о Максимилиане и о том, как сложится их жизнь.
Он еще не сказал, где они поселятся по возвращении в Париж, будет ли у них общий дом, и это немного беспокоило молодую женщину.
И потом… было еще кое-что, о чем она не могла говорить с Максимилианом. Элиана очень скучала по своему маленькому сыну, которого пришлось оставить на попечение Дезире. Она и не помышляла ехать без него, но Максимилиан очень рассудительно объяснил ей, что такое дальнее и длительное путешествие опасно для ребенка, и молодая женщина была вынуждена согласиться. К слову сказать, видя отношение Максимилиана к мальчику, Элиана лишний раз убеждалась в том, что поступила правильно. Законный брак был невозможен, и молодая женщина подозревала, что ее возлюбленный тоже всерьез на это не рассчитывал. Что же касается ее сына, Максимилиан ни разу не пожелал взглянуть на него и вообще не упоминал о ребенке. Элиана думала, что дело не в неприязни, просто он был равнодушен к маленькому созданию, казавшемуся ему непонятным и чужим. Но для нее-то Ролан был своим, и она его очень любила. И не собиралась жертвовать этой любовью даже ради Максимилиана.
Они прибыли в Америку и посетили столицу Соединенных Штатов Филадельфию. Это был необычный с точки зрения европейца город с длинными симметричными улицами, домами из красного кирпича и оживленным портом.
К удивлению Элианы, они встретили в этом городе множество своих соотечественников. Французы старались держаться все вместе и почти фанатично цеплялись за привезенные с родины обычаи и привычки. Обуреваемые тоскою по Франции, они пытались создать маленький искусственный Париж, призрачный город своей мечты, и упорно не хотели верить рассказам Элианы и Максимилиана об оргиях и балах нуворишей и их породнении со старой аристократией.
Мир, в котором жили эмигранты, напоминал Элиане сон о старых временах, сон, в котором все кажется до боли нереальным, и молодая женщина не знала, что было лучше: остаться во Франции и пережить все те ужасы, что пережила она, или поселиться здесь, вдали от земли, взрастившей тебя, земли своей мечты и любви, зная, что никогда не вернешься обратно, потому что все, что ты там имел и оставил, погибло. Она не смогла бы ответить на вопрос, что страшнее: увидеть воочию, как изменилась родина, или представлять ее прежней, но только в мыслях.
65 
