очень нудно 
122 
Высокий, стройный и холеный Мэт… Джон примерно такого же роста, но во всем его облике чувствовалась большая тяжесть, большая основательность. В отличие от, Мэта, у Джона были темные волосы с проседью. В gпородистом лице Мэта, в абсолютно симметричных его чертах, не хватало изюминки, какой-то легкой дисгармонии. На изрезанном, морщинами лице Джона отпечатались жизненные невзгоды, но за всем этим угадывался настоящий, сильный характер.
И еще ей нравились его глаза — загадочная гамма зеленого и коричневого. В зависимости от состояния души, цвет их менялся, словно в калейдоскопе.
Он часами сохранял невозмутимое спокойствие; тем большую цену приобретали его редкая улыбка и короткие шутки. Его мрачноватый характер Кендал относила насчет трудного детства, догадываясь, что ему. тогда, почти не перепало заботы и тепла. Джон стеснялся выражать свою симпатию и оттого казался несколько неуклюжим и неотесанным в общении. Однако способный на очень глубокие чувства, он ни секунды не колеблясь, защищал бы их с Кевином. Она не сомневалась, что офицер готов на все, лишь бы спасти ее и Кевина от любой напасти.
Суровый, но тем не менее удивительно мягкий, Джон явил свою удивительную сущность прошлой ночью, когда глаза его лучились теплом и обволакивали, словно утренний туман.
Хриплым от волнения голосом он спросил:
— Ты проделывала это раньше?
— Проделывала что?
— Ну, минет?
Она мгновенно зарделась и уткнулась ему в плечо, потом утвердительно кивнула.
— А почему бы и нет?
Правда, набравшись смелости, она затем гордо подняла голову:
— Зато раньше без всякой охоты.
Долго, очень долго и пристально он смотрел на женщину, затем, пробормотав что-то, крепко обнял и положил ее голову себе на плечо.
Спустя какое-то время она чуть смущаясь, спросила: — Я делала что-то не так, да?
В ответ он только сладко вздохнул:
— Ну что ты, это было просто восхитительно.
Он все еще сжимал ее в объятиях, поглаживая спину и бедра и тем самым возбуждая. Наконец он приподнял Кендал и вошел в нее снизу.
— Я раньше никогда так не делала, — заметила она, чуть дыша.
— А тебе и не надо ничего делать. Подчиняйся только своим желаниям.
Он погладил ее по голове, задержался на шее, изучил ключицы, плечи, а потом спустился ниже и остановился на сосках. Он то ласкал, то сдавливал их, поглаживая при этом и роскошную грудь до тех самых пор, пока она сама не начала ритмично двигаться.
— Боже, — прошептал Джон, обхватив руками ее бедра, чтобы поддерживать и направлять.
Но вот он проник между их горящими от страсти телами и осторожно, кончиком пальца принялся за крохотный бугорок ее лона — Кендал показалось, что она сию минуту просто умрет от пронзившего ее наслаждения.
Откровенно говоря, теперь женщину обуяла безграничная радость — и не только физическая. И Кевин и Джон находились рядом, и она едва не поверила, что они втроем и в самом деле одна семья.
Именно этого она желала больше всего на свете, но никогда не имела — любящего мужчину и ребенка — иными словами — обычную семью. Казалось, судьба надумала лишить ее этих простых человеческих радостей, и вот, ей приходится играть в семью, как когда-то в детстве в «дочки-матери». Пока. Временно.
Вряд ли это продлится долго. В любой момент придуманный мир может рассыпаться в прах. К Джону, например, неожиданно вернется память. Или полицейские, наконец, вычислят-таки место, где она скрывается, и вот-вот ворваться, высадив двери, чтобы арестовать ее за похищение агента безопасности. Или самое худшее — на ее след нападут Бернвуды.
Бернвуды — прирожденные охотники — и знают, как выслеживать дичь. Трофеи их охотничьих подвигов украшали многочисленные залы и комнаты дома Гиба.
Сейчас Кендал весьма смахивает на этих бедных тварей, что оказались на мушках их карабинов. Она страшилась стать очередной жертвой, но больше всего боялась, что в дьявольские лапы угодит Кевин.
В любом случае хорошего конца у похождений не предвидится. Самое лучшее — ей удастся сбежать от Джона, никогда больше его не видеть и оставаться в бегах до конца своих дней.
А по этой причине следовало оставить Джона именно сейчас, пока к нему не вернулась память. Как только охранник узнает, что она — безвсякого желания с его стороны — превратила большого и сильного мужчину в марионетку, в участника этого представления, то он возненавидит ее. Действительно, беспрецедентный случай — она заставила Джона ухаживать за ней и за Кевином, заранее зная, что скроется, пропадет, оставив его лицом к лицу со всеми последствиями придуманной интриги. Он осудит её, как профессионал, от которого сбежала пленница, но, что еще хуже, возненавидит как человек, как личность, которую обманули из лучших побуждений.
122 
