очень нудно 
32 
Он бросился на ее защиту, абсолютно беспомощный, весь в синяках и ссадинах, да еще со сломанной ногой! Да, таким мужеством нельзя не восхищаться! Да и сам он уж смотрел орлом, как только почувствовал реальную угрозу своей собственности.
Кендал была вовсе не из тех, кто безумно восторгается мужским превосходством, или иначе — мачизмом. В действительности она сама стала жертвой мачизма. Поэтому ей было немного не по себе от радости, что мужчина поспешил на помощь. Да еще в состоянии полного физического бессилия.
— Напомни, хорошо ли ты готовишь? — попросил он, отвлекая ее от своих мыслей.
— Не очень хорошо, но голодать мы не будем.
— Это звучит так, будто мы собираемся пробыть здесь достаточно долго.
— Мне кажется, нам следует пожить здесь до тех пор, пока ты не обретешь память… Тут тихо, спокойно, да и вообще, хорошее место для отдыха.
— А как же моя работа?
Она буквально сорвалась с места и принялась собирать грязную посуду. Поставила что-то в раковину, но стоило Кендал вернуться к столу, как он ухватился за карман ее джинсов и не позволил вырваться. Костяшками пальцев Джон уперся в ее живот, но, как ни странно, она не испытала физического отвращения.
— Я же неплохо зарабатывал, так?
— Естественно.
— И чем я занимался?
— Боюсь, ты не на шутку расстроишься, и будешь переживать. Ты же сильная личность. И всегда считал себя незаменимым, специалистом-профессионалом. Тебе сразу же захочется немедленно вернуться «в строй», что, как ты понимаешь, совершенно невозможно при данных обстоятельствах. Поверь мне, работа никуда не денется. Поправляйся скорее. Я сообщила всем заинтересованным лицам. Они целиком и полностью разделяют мое мнение.
— Когда же ты успела? Телефон здесь не работает. Значит, он уже все проверил. До аварии его сообразительность просто приводила ее в восторг. Почему жена решила, что у него отшибло не только память?
— Я позвонила им еще из больницы, — ответила Кендал как бы между прочим, стараясь не выказать беспокойства.
— Как же так — мне никто не позвонил и даже не прислал открытку… Поразительно. В самом деле, просто невероятно.
— Доктор запретил любые посещения, — оправдывалась Кендал, — объясняя это тем, что первый же посетитель расстроит тебя и выведет из равновесия. Он также предупредил, что твои хорошие друзья могут причинить тебе больше вреда, чем пользы. К тому же мы находились там очень недолго, чтобы получить что-то по почте.
Он не перебивал, но слушал с нескрываемым скептицизмом.
— Все улажено… Обещаю тебе, — торжественно произнесла она. — Твоей карьере ничего не угрожает.
— Стало быть, карьера, а не просто работа?
— Можно сказать и так.
— Ну намекни хотя бы. Доктор? Адвокат? Вождь индейцев?
— Ты помнишь стишок медсестры?
Он неопределенно хмыкнул.
— Думаю, да, — задумчиво пробормотал он. — Как же мне удается помнить детские прибаутки и не помнить тебя?
Он скользнул взглядом по ее груди.
Почувствовав некую неловкость от столь затянувшегося общения, Кендал наконец высвободилась:
— Кевин заплакал.
К счастью для нее, детский плач в соседней комнате прервал дальнейшие расспросы. Естественно, ему все внове, все интересно, но чем меньше они будут касаться своей прежней жизни до аварии, тем в большей безопасности она будет себя чувствовать. Ведь любое, случайно брошенное слово, даже самое безобидное, может пробудить его цепкую память.
Хныканье ребенка прервало и его недвусмысленные притязания. Это желание близости с его стороны пугало Кендал больше, чем что бы то ни было. Конечно, нельзя выходить из роли, пусть привыкает к мысли о том, что она его жена, но интимные отношения?!
Она покормила Кевина, вымыла его, спеленала и убаюкала, напевая старую песенку, которую слышала от бабушки в раннем детстве.
Джон в это время расположился на софе напротив, удобно устроив больную ногу на стуле. Глубокие тени под глазами, отбрасываемые настольной лампой, делали его практически невидимым. Но Кендал ничуть не сомневалась; что он не сводит с нее своего зоркого ястребиного взгляда.
— А как насчет моей семьи? — неожиданно спросил мужчина.
— Твоя мать давным-давно умерла.
После некоторого молчания он продолжил:
— Похоже, меня абсолютно не трогает тот, кого я не помню. А братья и сестры у меня есть?
Она отрицательно покачала головой.
— А отец? Отца тоже нет?
32 
