32 
Мария Петровна замолчала. Не хватало слов, чтобы описать свои чувства. Да и есть ли они, такие слова? Все врут слова! Материнство у нее проклюнулось! Так хватай ребенка, нежь, лелей и воспитывай. Схватила? Как бы не так! Права Ирина: настоящую мать ни танк, ни атомная война не остановит, о свекрови и говорить не приходится. А у нее проклюнулось!
– О дальнейшем, как за мной подглядывала, как хотела бабушку убить, ты уже рассказывала, – пришла на помощь Ирина.
– Еще выпьем? – кивнула Мария Петровна на рюмки.
– Давай, – согласилась Ирина.
– Чтоб они все сдохли!
– Кто?
– Враги.
– Кто у тебя главный враг?
– Я сама! – вынуждена была признать Мария Петровна, опрокидывая коньяк.
Она слегка захмелела. Хотелось всплакнуть, пожаловаться на горькую долю, получить сочувствие. Усилием воли Мария Петровна привела мысли в относительный порядок и напомнила себе, что скорее кролик получит сочувствие от удава, чем она от дочери. Не „скорее“, поправила себя мысленно Мария Петровна, а по справедливости.
„Кажется, я ее напоила, – думала Ирина. – Сначала обварила кипятком, потом заявила, что квартиру к рукам приберу, теперь напоила. Прекрасно!“
– Коля, отец твой, тоже не ангел. – Мария Петровна дала-таки слабинку, не удержалась, захотела вину поделить. – Не последнюю скрипку играл… в концерте ля-вашу-так-пере-так-минор композитора Шопена…
– Кажется, ты…
– Нет! – мотнула головой Мария Петровна. – Не пьяная! Слегка развезло, больше от волнения момента. О чем я? О Коле. Обрабатывал меня… неустанно и неутомимо. Ты, говорит, Марусечка, понимаешь, что под одной крышей с моей мамой жить не можешь, а я свою мамочку бросить не могу. Ну, заберешь ты Ирочку. Куда? В общежитие? Квартиру или комнату снимать ни у тебя, ни у меня денег нет. Девочке с бабушкой очень хорошо, ты лучшего ухода обеспечить не в состоянии…
– Перестань чернить моего папу!
– Извини! Подло прозвучало, да? Хотела за Колину спину спрятаться. Я никогда и ни за чью спину… Слушай! – Мария Петровна вскинула голову и посмотрела на Ирину с волнением, которое испытывает человек, только что сделавший открытие. – Может, он из благородства? Он ведь знал: если у меня появляется настоящая цель, я ее когтями и зубами вырву. А тут мялась, сомневалась, на уговоры поддавалась… Вот Коля и решил облегчить мне жизнь, оправдания подсказать? Святой человек!
– Оба вы хороши! – в сердцах, громче, чем следовало, вырвался у Ирины упрек.
Ее душевные силы были на исходе, требовали отдыха после громадного напряжения. Усталая голова отказывалась переваривать полученную информацию, размышлять, делать выводы, давать оценки. Все это потом, завтра. А сегодня осталась одна проблема.
– Слушай меня внимательно! – тщательно артикулируя, строго заговорила Ира. – Речь пойдет о твоей болезни, об опухоли. Нового я тебе ничего не скажу, да и никто не скажет, все ты уже от онколога слышала и мимо ушей пропустила. Ты не умираешь! У тебя первая стадия! Но перейдет в следующую, если сейчас не сделать операцию.
– Под лампой? – печально осведомилась Мария Петровна.
– Не с фонариком же хирургу работать! – возмутилась Ирина. – Далась тебе эта лампа! Общий наркоз, ты ничего не почувствуешь. И останешься жива! Поняла? Жива на многие годы! От рака, от этой опухоли точно не помрешь. Гарантия девяносто пять процентов, больше в онкологии не бывает да и вообще в медицине, это же не ремонт часов. Пойдешь на операцию?
– Не беспокойся, больше я врачей не стану вызывать.
– Ты пойдешь на операцию?
– Вот возьми. – Мария Петровна выдвинула ящик стола и достала толстую записную книжку. – Передай двоечнице Стромынской.
– Русским языком спрашиваю: будешь делать операцию? Не на аркане же тебя тащить! И милиция не согласится тебя под арестом в больницу доставить. Самоубийство – дело добровольное.
Мария Петровна не отвечала, ковыряла пальцем клеенку на столе.
– Ты боишься смерти унизительной и позорной, – напомнила Ира. – И в то же время топаешь к ней полным ходом! Это бред, паранойя! Психиатры ошибочно посчитали тебя здоровой, с головой у тебя проблемы.
– Зайдешь ко мне когда-нибудь? – подняла глаза Мария Петровна.
– Ляжешь в больницу?
– Можно я внуку подарок сделаю? Не хочешь, не говори от кого.
– Больная Степанова! Вы от госпитализации отказываетесь?
– Тебе за это ничего не будет? Давай подпишу бумагу, если нужно.
32 
