36 
А в семье у них появилась привычка: когда кто-нибудь что-то забывал, он хлопал себя по лбу со словами «Изольда Гавриловна!».
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Николай Сергеевич внука.
– Купец забыл, что козленочек – мальчик на самом деле! – взволнованно пояснил Николенька. – Вот распустяй!
Николай Сергеевич счел за лучшее не выяснять, какое слово Николенька неправильно произнес и где его услышал.
– «Ведьма велела разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные. Козленочек проведал, что ему недолго жить, и говорит названому отцу: „Перед смертью пусти меня на речку сходить, водицы испить, кишочки прополоскать“».
В легком страхе Николенька подвинулся ближе, Николай Сергеевич обнял его за плечи.
– «Побежал козленочек на речку, стал на берегу и жалобнехонько закричал: „Аленушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок! Костры горят высокие, котлы кипят чугунные, ножи точат булатные, хотят меня зарезати!“ А Аленушка из реки ему отвечает: „Ах, братец мой Иванушка! Тяжел камень на дно тянет, шелкова трава ноги спутала, желты пески на груди легли“».
Наивная детская сказка, трепет внука подействовали и на Николая Сергеевича, у него защипало в глазах от неожиданного умиления. «Это, наверное, старческое», – подумал Николай Сергеевич. Но и при этом не испытал досады или сожаления. Он не считал потерянным временем обучение маленького внука буквам и числам. Следовательно, и простых, элементарных чувств, вызванных страданиями фольклорных персонажей, можно не стыдиться.
– Дальше, дедушка! Дальше! – нетерпеливо потребовал Николенька.
– «Ведьма ищет козленочка, не может найти и посылает слугу: „Найди козленка, приведи ко мне!“ Пошел слуга на реку и видит: по берегу бегает козленочек и жалобнехонько зовет: „Аленушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Костры горят высокие, котлы кипят чугунные, ножи точат булатные, хотят меня зарезати!“ А из реки ему отвечают: „Ах, братец мой Иванушка! Тяжел камень на дно тянет, шелкова трава ноги спутала, желты пески на груди легли“. Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке».
– Молодец! Хороший! – пробормотал Николенька. – Я бы тоже… читай дальше.
– "Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шелковые и вытащили Аленушку на берег.
Сняли камень с шеи, окунули ее в ключевую воду, одели ее в нарядное платье. Аленушка ожила и стала краше, чем была. А козленочек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой. Ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле".
Николай Сергеевич закрыл книгу. Он был уверен, что Николенька сейчас скажет что-нибудь вроде того, что козленочек мог бы и раньше догадаться перекинуться через голову. И самому Николаю Сергеевичу финал сказки казался несколько скомканным. Но Николенька выдал неожиданное:
– Дедушка! Ведь получается, что самый главный хороший человек в этой сказке – слуга? Если бы он купцу не сказал, то ведьма бы сварила козленочка и съела, так?
– Так, мой хороший! – Николай Сергеевич обнял внука и поцеловал в макушку.
Ведь это какая логика! В пять лет малыш точно (и нетривиально, добавим!) проанализировал причинно-следственные связи и нашел скрытый узел!
Талантливейший ребенок!
Ах, как хотелось Николаю Сергеевичу, склонному к сентиментальности, осыпать внука, как, бывало, маленькую дочь, поцелуями! Личико и ручки целовать! Но он понимал неуместность подобного обращения с мальчиком и ограничился еще одним поцелуем в макушку.
В комнату заглянул Павел:
– Девять часов. Я подожду Ирину, а вы, Николай Сергеевич? С Николенькой будете ужинать?
Николай Сергеевич хотел бы отдохнуть несколько минут, посмотреть новости по телевизору. Но тон, каким Павел задал вопрос, подсказывал, что зять не торопится уделить внимание сыну.
– Покормлю Николеньку и уложу, – ответил Николай Сергеевич. – Что же Ирочки долго нет? И эпидемия гриппа еще не началась. Ах да! – вспомнил он. – Изольда Гавриловна! Ирочка сказала по телефону, что купирует тяжелый приступ стенокардии у какой-то пациентки.
– Конечно… купирует.
Николай Сергеевич поразился усмешке, недоброму выражению лица зятя. И следующие слова Павла не понравились Николаю Сергеевичу:
– Выйду, встречу ее.
Павел назвал Ирочку «ее», как чужую неприятную особу. Вероятно, между дочерью и зятем пробежала черная кошка. Но в силах ли, да и вправе ли Николай Сергеевич вмешиваться в отношения взрослых детей? Лучше сделать вид, что ничего не замечает, и уделять внимание главной и ненаглядной личности – внуку Николеньке.
36 
